Опричник - стр. 14
Прихватил шпагу из сувенирного магазина и с высоко поднятой головой, уверенный на все сто в своей авантюре, отправился в прошлое. Как заявил себе Меншиков перед самым отъездом:
– Увидеть Париж и умереть.
Потом, уже вернувшись из прошлого, понял, что «накаркал».
Оставив самолет в нескольких верстах от Парижа, об этом Меншиков узнал с придорожного знака, что стоял одиноко около дороги, ведущей в столицу государства, Федор уверено зашагал в сторону города, насвистывая на ходу какой-то незатейливый мотивчик из кинофильма «Д’Артаньян и три мушкетера».
Через час Меншиков понял, что совершил самую большую ошибку в своей жизни. А именно. Федор совершенно не подумал о деньгах, что ходили в эту эпоху, а они, как выяснилось, были очень даже нужны. Во-первых, нужна была лошадь, а во-вторых, за этот час, что путешественник провел в прошлом, он изрядно проголодался. И сейчас, будь у него такая возможность, съел бы целого быка. Причем сделал это в один присест.
Остановился, похлопал себя по карманам, тяжело вздохнул. Все, что удалось обнаружить, так это золотую цепочку (неизвестно какой пробы), одну из нескольких, что остались ему в память о предыдущей жизни, да обручальное кольцо, потерявшее для него хоть какую-то ценность.
– Эх, жаль, что это не перстень, – вздохнул Меншиков, вспомнив, как Атос продал свою семейную реликвию и выручил за нее хоть сколько-то денег. – И все же, по возможности этот лом нужно превратить во что-то более реальное. Правда вряд ли за него так уж много дадут. В следующий раз, – а Федор не сомневался, что на этом его путешествия в прошлое не ограничатся, – я хорошенечко подготовлюсь. Бог с ней одеждой, а деньги иметь при себе всегда надо.
Дорога начала сворачивать, делая петлю. Меншиков остановился и взглянул.
– Что за дурак придумал, – проговорил он, понимая, что сможет пройти напрямую, благо расстояние было не слишком велико.
Он сошел с дороги и пошагал среди высокой травы, доходившей ему до пояса. Несколько раз останавливался, прислушивался. Казалось, что где-то впереди разговаривают люди. Причем беседу они вели на непонятной смеси французского и старославянского (русскими услышанные и знакомые слова у Меншикова язык, просто не повернулся бы назвать). В душе зародилась надежда, что наконец-то появится шанс, если уж не разжиться деньгами и лошадью, то хотя бы перекусить. Благо люди добрые и угостят уставшего путника идущего из Орлеана.
Меншиков миновал небольшой лес, преградивший ему дорогу, и вышел к огромному полю, засеянному не иначе рожью. Остановился. Огляделся. В дали на холме высился замок. Этакий форт, способный выдержать не одну осаду, и в котором, скорее всего, жил феодал владевший пашней. Чуть левее, от Федора, протекала река, послужившая, по всей видимости, причиной искривления дороги. До путешественника донесся шум воды. Кто-то в ней плескался. Меншиков повернул на гул и вышел на берег. Тут около камышей он наконец-то увидел людей. Трое были полностью обнажены и плескались в речке, еще трое сидели на пригорке и что-то варили. Федор принюхался и понял, что это уха. Рядом с крестьянами, а, по всей видимости, мужчины ими и являлись, лежали их косы. На пеньке, что остался от дерева, стоял кувшин.
Его сразу же заметили. Те, что купались, выскочили из воды и бросились одеваться. Другие трое схватились за косы, приготовившись к обороне. Самый старший из них, его выдавала более дорогая одежда: пурпуэн с большим врезом на груди, трико и короткие шарообразные панталоны бричес, широкие тупоносые туфли – «медвежья лапа», отделился от честной компании и направился навстречу незнакомцу.