Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже. Книга вторая - стр. 5

Тогда, по стечению обстоятельств, Себастьян как раз оказался в саксонской столице и заинтересовался личностью и трудами Беттгера, о котором он уже был наслышан – он ведь и сам немало времени посвятил алхимическим изысканиям: Великому Деланию и поискам философского камня, или, как его еще называли, эликсира. Обширный опыт привел его к скептическому отношению к достижимости такой цели, однако же – чем черт не шутит – нельзя было, как он полагал, исключить, что кто-то из собратьев-алхимиков продвинулся дальше и добился большего успеха.

Впрочем, говорить о трудах Беттгера теперь можно было лишь иронически: после краткого периода напряженной, но, судя по всему, бесплодной работы, он кутил и пускал на ветер деньги, которые заплатил ему Август Сильный в надежде заполучить золото, столь необходимое ему сейчас, во время борьбы за польский трон. И терпение курфюрста не беспредельно. На что-то же рассчитывал Беттгер! Не может быть, чтобы он был совсем уж глупцом.

***

Беттгер с начала разговора произвел на Себастьяна впечатление горячего приверженца алхимии, человека, охваченного необузданным желанием – не столько даже найти, наконец, философский эликсир, сколько превращать, преобразовывать одно вещество в другое, создавать нечто новое, чувствуя себя соучастником Творения.

– Знаете, герр Берг, – чуть не задыхаясь от возбуждения говорил он, в очередной раз забывая вставить «фон», – когда завершаешь стадию и получаешь то, чего раньше не было…

Он словно швырял слова, яростно выталкивая их изо рта.

– То есть, – он смешался, – было, конечно, – но у других, у немногих – то чувствуешь себя так, как, наверное, должен был себя чувствовать Творец, Демиург, когда создавал Мир. Особенно, когда подходишь к переднему краю того, что было достигнуто предшественниками и коллегами, и осознаешь, что, может быть, ты первый… Тогда… Нет, это неописуемо!

Он в изнеможении откинулся на спинку стула. В глазах его светилось то, что Себастьян безошибочно узнал, ибо сам был этому подвержен: страсть. Подлинная страсть – из тех, что движут мирами.

Но теперь, похоже, наступил слом, и Великое Делание сменилось Великим Ничегонеделанием – Беттгер пил, заливая вином пустоту праздности – без остроты ощущений первопроходца, без истинной страсти он не чувствовал себя в своей тарелке.

Себастьян осмотрелся вокруг. Разговор происходил в верхней комнате таверны, где, как думал Беттгер, их не могли подслушать. По его словам, он часто пользовался этим помещением.

– Почему вы решили, что здесь избавлены от чужих ушей, герр Беттгер? Право, это наивно.

– Бросьте раздувать страсти, герр Берг! Наивность – это именно то, чем я не страдаю. Его величество мне доверяет.

Себастьян почувствовал, как его охватывает скепсис.

– Его величество не доверяет никому. – ответил он. – Я вполне допускаю даже, что он не доверяет самому себе.

Беттгер рассмеялся.

– Вы шутник, герр Берг!

– Вы полагаете, это шутка? Впрочем, как вам угодно. И вообще – это не мое дело, если уж на то пошло. Но все же не могу не напомнить вам, что курфюрст и король ждет золото, а его терпение коротко. Оно держится на том, что вы его убедили в своей способности совершить пермутацию, но оно уже на исходе. Едва ли он позволит и дальше водить себя за нос. Ваше положение становится опасным.