Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже. Книга вторая - стр. 28
Серж улыбнулся.
– Что значит: назвал? Они такие и есть, – сказал он. – А насчет грантов – это вы в точку. Только вы немного опоздали – уже пятнадцать лет, как «Дюмон» учредил несколько грантов для независимых исследователей в области истории.
Аня продолжала молчать с насупленным видом.
– Вы сделали очень хорошее дело, Серж, – наконец произнесла она. – Вы молодец. Я знала, чувствовала, что вы такой.
– Только смотрите, не перехвалите меня. А то, знаете ли, я чувствителен к лести – искренней тем более.
– Хорошо, кончили хвалить. Скажите лучше: когда Жанну реабилитировали?
– Я уже об этом упомянул – впрочем, один раз, мельком. Реабилитационный процесс состоялся через 25 лет – в 1456 году – и был еще более политическим, чем первый.
– То есть?
– Если первый процесс вынес обвинительное заключение – в угоду Англии, то этот, второй – постановил реабилитировать Жанну – в угоду победившей Франции: это было три года спустя после завершения Столетней войны. А в 19 веке – веке пышного расцвета национализма – вокруг имени Жанны сотворили настоящий культ. Ее превратили…
Серж на миг задумался.
– …В патриотический бренд, – договорила за него Аня. – Так?
– Совершенно верно! – подтвердил Серж. – Каковой бренд был замешан на густом коктейле из казенного ура-патриотизма, где вопли о Республике меньше всего отражали республиканские убеждения, а также почвенничества, галликанского12ультра-католицизма и национализма, сдобренном изрядной порцией мелодрамы и розовых соплей.
– Розовых соплей? – переспросила Аня, ухватившись за то, что было более или менее понятно. Впрочем, тоже не особо…
– Да, розовых соплей. Дошло до бредней о том, что будто бы английский солдат – вы слышите? – английский! – в последнюю минуту, когда Жанна уже стояла на костре, и он уже горел, вручил ей крест, за который она якобы ухватилась, осчастливленная.
– Правда, английский солдат? Это как же?
– Но вы же понимаете, что все это бред, перемежаемый галлюцинациями. Ну, а Англия, как-никак, стала союзницей. Той еще союзницей: норовящей поскорее смыться к себе, за Ла-Манш. А что до Жанны, будто бы исступленно сжимающей крест, то хотел бы только обратить ваше внимание на кое-какие детали, совсем не мелкие, если задуматься.
– Например?
– Ну, например, она отказалась прочесть молитву «Отче наш» – самую привычную и хрестоматийную для любого христианина. Она, далее, ни разу не назвала Иисуса Христа по имени, а именовала его «мой Господин», неизвестно кого имея в виду. И многое другое. Но, полагаю, с вас достаточно.
– Что это значит?
– Вы сами видите: это значит, что она отнюдь не была набожной христианкой, тем паче католичкой, какой ее пытались – и не без успеха – представить.
– Но ведь ее провозгласили святой!
– Да, она была канонизирована, то есть причислена к лику святых папой Бенедиктом XV, то есть маркизом Джакомо делла Кьеза, в 1920 году, после того как она была, как и положено, сначала беатифицирована, то есть, причислена к лику блаженных, в 1908 году. В ходе канонизационного процесса никто, конечно, и не вспомнил ни словом об этих несообразностях – на них просто закрыли глаза.
– Но почему?
– Это опять-таки политика. В годы Первой Мировой войны во Франции образ Жанны д/Арк был настолько широко использован в военной пропаганде, скрытой и открытой, что стал тесно связываться с вооруженной борьбой Антанты против Центральных Держав.