Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея - стр. 30
Роберт поселился в унылой квартире, которую называл «жалкой дырой». Обедал в университете, все дни проводил в углу подвальной лаборатории Д. Д. Томпсона, изготавливая бериллиевую пленку для изучения свойств электронов. Этот трудоемкий процесс требовал выпаривания бериллия на коллодий, после чего коллодий тщательно удалялся. Неуклюжий и не приспособленный к такого рода работе, Роберт быстро невзлюбил лабораторию. Он предпочитал сидеть на семинарах и читать журналы по физике. Однако, если работа в лаборатории и была «порядочным фарсом», она предоставляла возможность встречи с такими физиками, как Резерфорд, Чедвик, С. Ф. Пауэлл. «Там я встретил [Патрика М. С.] Блэкетта, который мне очень понравился», – десятилетия спустя писал Оппенгеймер. Патрик Блэкетт, который в 1948 году получит Нобелевскую премию, стал одним из наставников Роберта. Высокий, элегантный англичанин с откровенно социалистическими взглядами на политику окончил факультет физики Кембриджа всего тремя годами раньше.
В ноябре 1925 года Роберт писал Фергюссону: «Здесь очень богатое место, изобилующее роскошными сокровищами, и, хотя я совершенно не в состоянии воспользоваться ими, у меня есть шанс встречаться с людьми, многими хорошими людьми. Здесь определенно есть хорошие физики, я имею в виду – молодые. <…> Меня приглашали на встречи самого разного рода: по высшей математике в Тринити, на тайное собрание пацифистов, в клуб сионистов и несколько пресных научных клубов. Я не видел здесь ни одного чего-либо стоящего человека, который не занимался бы наукой…» Дальше Роберт отбрасывает бравирование и признается: «Мне здесь довольно плохо. Работа в лаборатории – страшная скучища, и я так плохо с ней справляюсь, что вряд ли узнаю что-то новое… получаю гадкие выговоры».
Трудности работы в лаборатории дополнялись ухудшением эмоционального состояния. Однажды Роберт поймал себя на том, что стоит перед пустой доской с куском мела в руке и повторяет: «Дело в том… дело в том… дело в том…» Его друг по Гарварду Джеффрис Вайман, приехавший в Кембридж в том же году, почуял неладное. Однажды он пришел к Роберту и застал его со стонами катающимся по полу. Рассказывая об этом инциденте в другом месте, Вайман передал слова Оппенгеймера о том, что «он чувствовал себя в Кембридже так паршиво, таким несчастным, что иногда падал на пол и катался по нему из стороны в сторону». Резерфорд однажды тоже был свидетелем, как Оппенгеймер рухнул как подкошенный на пол лаборатории.
Не приносил утешения и тот факт, что несколько близких друзей Роберта рано обзавелись семьями. Бывший сосед по комнате Фред Бернхейм тоже приехал в Кембридж, где встретил женщину, которая вскоре стала его женой. Предсказуемо дружба с Бернхеймом начала затухать, и Роберт это чувствовал. «У меня жутко запутанное положение с Фредом, – объяснял Оппенгеймер Фергюссону, – две недели назад был кошмарный вечер в “Луне”. Я с тех пор его не видел и краснею от одной мысли о нем. И о признании в духе Достоевского, которое он сделал».
Роберт очень много требовал от друзей, и подчас эти требования были непомерны. «В некотором роде, – вспоминал Бернхейм, – я почувствовал облегчение. <…> Его надрывность и напористость всегда вызывали у меня дискомфорт». Бернхейм ощущал себя в компании Роберта опустошенным. Роберт упрямо пытался оживить дружбу, и Бернхейм в конце концов сказал ему, что все равно женится и что «восстановить то, что нас связывало в Гарварде, не получится». Роберт не столько оскорбился, сколько был ошарашен, что человек, которого он так хорошо знал, неожиданно выпал из его окружения. Точно так же его поразила новость о раннем замужестве Джейн Дидишейм, одноклассницы из Школы этической культуры. Джейн всегда нравилась Роберту, и он опешил, узнав, что женщина его возраста могла выйти замуж (за француза) и родить ребенка.