Оплот - стр. 5
Впрочем, если Феба всерьез говорила о переселении Барнсов в сей новый мир, наименее затратным и одновременно нежелательным будет следующий план: они обосновываются на ферме, Руфус подыскивает работника, который трудится под его руководством. Придется обустроить несколько комнат – небольшую часть дома, только на них четверых (опять же, понадобятся толковые рабочие), а когда ферма сделается доходной, заняться реставрацией всего особняка. На этих словах Феба повторила уже сказанное: Руфус волен действовать в Торнбро на свое усмотрение, ведь она, Феба, все равно завещает ферму им с Ханной. Она с радостью предоставит в распоряжение зятя деньги на ремонт, ведь единственное ее желание – чтобы Барнсы осели поближе к ней.
На решение Руфуса в пользу фермы повлияла и еще одна, не упомянутая им вслух причина. Впервые в жизни Руфус был очарован; он проникся духом Торнбро, ведь столь многое здесь импонировало ему.
Прежде всего впечатлил Руфуса старый, обветшалый каретный сарай позади особняка – он и теперь вместил бы три внушительных экипажа, да еще в нем имелись стойла для шести лошадей, да сеновал под крышей, где хранился также овес, да резные ясли. На дальней стене висели короба со стеклянными дверцами для хранения нарядной сбруи. Уцелел в усадьбе и коровник: новые хозяева коров не держали, но в былые времена небольшое стадо паслось на лугу, а вечером возвращалось под односкатную кровлю. При первом посещении каретный сарай показался Руфусу складом ржавого старья – изношенных плугов, борон, лопат, грабель и топоров. Руфус отметил, что в стойлах содержатся лишь две жалкие клячи, на которых весной и осенью пашут, а зимой ездят в город. Руфус привык считать себя человеком практичным и был приятно удивлен тем, что вид запустения вовсе не удручил его, но вызвал противоположные чувства. Впервые Руфус соприкоснулся с принципиально иным укладом, уловил эхо из другого мира, в котором живется легко и беззаботно – так, как никогда не жилось ни ему самому, ни его жене, ни отцу с матерью, ни родным и близким.
Тем сильнее покоробил Руфуса, только-только проникшегося очарованием, еще хранимым усадьбой, вид загаженного свинарника, где валялась свинья со своим выводком. Чувство брезгливости усугубилось, когда Руфус заметил, что свинарник устроен возле колодца, откуда в старину брали питьевую воду.
С южной стороны особняка лежал пустырь, в прежние времена бывший ухоженным газоном; там, ровно посредине, Руфус увидел двойное кольцо подгнивших столбов. Их расположение говорило о том, что некогда здесь помещалась огромная беседка или же навес – такие еще сохранились в других обширных усадьбах близ Трентона. Тень создавали вьющиеся растения, возможно плющ. Глядя на останки этой беседки, Руфус живо представил праздное сборище людей состоятельных, не обремененных, в отличие от него, ни трудами, ни заботами. Недопустимые излишества во всем – яствах, напитках, нарядах, убранстве; какая досада, что они имели место здесь, в этом доме! И не позор ли (рассуждал Руфус), что красота и очарование Торнбро неотделимы от бессмысленной расточительности и тщеславия, не говоря уже о ненасытных аппетитах, пьянстве, распутстве и прочих грехах бренной плоти, которые отважный Джордж Фокс хотел искоренить навек, – в том-то и суть его учения.