Оплот - стр. 16
Солон внимал с трепетом – речь шла о матери. Уж он-то, Солон, ради нее в лепешку расшибется, если и впрямь отцу суждена ранняя смерть!
Вот он и усердствовал, вот и учился всему, что должен уметь фермер и лавочник. Какая бы участь ни постигла отца, обожаемая мать не узнает нужды.
Переезд сместил акценты. Здесь, в Дакле, у отца не было лавки. Мало-помалу отец превращался (по крайней мере, так казалось внимательному к деталям Солону) в какого-то агента или даже сотрудника крупной фирмы. Рано поутру, сразу после завтрака, Руфус Барнс уезжал из дому в новом кабриолете (тянула кабриолет изящная, холеная гнедая кобыла – недавнее приобретение Барнсов, объект Солонова восторга) и возвращался только к ужину, редко когда раньше. Определенно у отца были дела в разных местах, и вскоре Солон в эти дела вник, ведь отец, по-прежнему озабоченный тем, чтобы дать сыну практические навыки, стал брать его с собой по субботам – в день, когда подшлифовывал незаконченное за неделю. Бывало, что и по будням, заранее зная, что хлопоты не уведут его далеко от Даклы, Руфус дожидался, пока Солон вернется из школы, и ехал с ним к своим новым клиентам: бакалейщикам, скупщикам фруктов и овощей, а то и к страховым агентам или на встречу с управляющим местным банком.
Кроме того, Руфус взялся объяснять сыну, что это за бумаги такие – закладные, и каким именно образом тетя Феба по смерти мужа получила залоговые права на землю и другое имущество фермеров, и почему необходимо добиться, чтобы эти фермеры поправили свое материальное положение. Его, Руфуса, задача – ближе сойтись с этими людьми и выяснить по возможности, чего им недостает для повышения доходов, в чем они ошиблись и которые из их начинаний перспективны, а затем деликатно помочь им исправить промахи, что не получится без элементарных познаний в ведении хозяйства и земледелии, каковые познания он, Руфус, как раз и даст.
Солону импонировала эта черта отца – желание помочь ближнему. Работа с отцом в лавке не тяготила мальчика, пожалуй, еще и потому, что стиль отношений с покупателями, избранный Руфусом, его умилял. Обыкновенно лавочник сразу отпускает товар, не вдаваясь в детали; не так было в барнсовской лавке. Если туда заглядывал бедняк, Руфус старался проникнуться его нуждами, даже мог спросить напрямую: «А на что тебе эта штука, Джон?» – и убедившись, что в данном случае сойдет товар низшего качества или в меньшем количестве, сам предлагал более дешевые грабли, мотыгу либо топор, сам убеждал взять овес в другой расфасовке и тем сберегал покупателю монету-другую, уверенный, что для того это существенная экономия. И вот эти-то аспекты торговой деятельности отца Солон мысленно дотянул до величия постулатов ни больше ни меньше квакерской веры; теперь уже любой не столь чуткий торговец казался мальчику обделенным в духовном плане, почти недостойным принадлежать к Друзьям.
Вот и здесь, в Дакле, Солон бессознательно симпатизировал всякому труженику, будь то пахарь, или жнец, или кузнец, который в одиночку починяет колесо или подковывает лошадь, или часовщик, поглощенный затейливым механизмом, или гончар в компании со своим кругом, комом глины да образом кувшина, кружки либо миски, что должны из этой глины выйти. Как это хорошо и правильно, думал Солон, отдаться ремеслу целиком, сосредоточиться на конкретной задаче, не отягощать душу расчетом на нечто большее, чем обеспечение скромных нужд своего семейства. В детские годы, еще в Сегуките, Солон обыкновенно замирал перед таким тружеником; теперь, на четырнадцатом году, стремился познакомиться с ним и порасспросить его. Постигая основы ремесел, Солон едва ли не большее удовольствие находил в таких беседах, ибо чуял: простой человек куда ближе как к Господу Богу, так и к природе.