Оперативная пауза - стр. 2
Начнём с руководящих документов Вооруженных Сил России.
В качестве базы отметим, что Специальная военная операция показала, что наши Боевые уставы оказались непригодны для неё. Впрочем, оказались непригодны и боевые руководящие документы НАТО, том числе их хвалёные MDMP (которые применяются на уровне от батальона и выше) и TLP (от роты и ниже).
В первую очередь отметим, что в наших боевых документах стратегического и оперативного планирования нет такой формы ведения военных действий как «Специальная военная операция». Есть маневренная война, есть война на истощение. Военные операции бывают следующих видов: наступательные, оборонительные, контрнаступательные. В военной науке ещё много всего про ведение военных и боевых действий. Про специальную военную операцию – ничего.
Почему так получилось?
Потому что Специальная военная операция – это не для Вооруженных сил (в литературе часто называем их словом «Армия»).
Вместе с тем, термин «Специальная военная операция» есть, и он предназначен для Росгвардии, а ранее – для Внутренних войск МВД России и бывших Погранвойск ФСБ России.
Военная теоретическая мысль России не удосужилась раскрыть термин «Специальная военная операция Вооруженных сил», даже после двух (!) военных компаний на Северном Кавказе. Удовлетворились лишь тем, что обе чеченские компании назвали «Контртеррористическая операция». Кстати, так же называются действия наших Вооруженных сил, направленные на разгром противника в Курской области.
По мнению авторов операции типа СВО и КТО – это не свойственные для нашей армии формы её применения.
Разумеется, найдутся те, кто обоснует такую форму использования Вооруженных сил словами из «общеполитической тематики». Не сомневаемся. Сложнее раскрыть её суть вплоть до конкретных боевых руководящих документов.
Поэтому вопрос о том, кто реально осуществлял общее руководство КТО в первую и вторую чеченскую компанию, так и не был тогда решён. На бумаге было, например, ФСБ, а реально – воинское должностное лицо Вооруженных сил. Полагаем, что и сейчас эта проблема остается актуальной.
Политические руководители, как люди гражданские, не придают значения этой проблеме. Они не понимают, насколько такой фактор влияет на весь процесс планирования и применения Вооруженных сил, допускают возможность так называемых межведомственных «компромиссов».
Наука определяет компромисс, как взаимную договоренность конфликтующих сторон, которая опирается на обоюдные уступки и стремление спор разрешить.
Не хотим быть занудными, но всё-таки, обратим внимание читателей на две составляющие компромисса:
– конфликт уже есть;
– предполагается желание сторон разрешить спор – иначе никак.
Скажем прямо, что желание разрешить спор (взять ответственность) у смежных ведомств не всегда есть. Поскольку, например, за своевременную готовность единого плана операции отвечает Генштаб, то часто формальную ответственность вынуждены брать на себя военные – так как не получается получить согласие (согласование, визу) смежного ведомства, а арбитраж как таковой полностью отсутствует.
Почему отсутствует арбитраж?
Переходим в политическую плоскость. Постараемся сделать это аккуратно и никого не обидеть.
Согласовать с соседним ведомством что-то, за что они не хотят нести формальную ответственность, возможно только на политическом уровне. Поэтому здесь всегда на передний край выходит Министр обороны.