Операция «Турнир». Записки двойного агента - стр. 12
По указанию руководства я написал письмо в деревню, где матрос жил до войны. Нашлись мать, брат и сестры. Брат приехал к нам, был принят командованием авиадивизии и забрал останки. Его сопровождал политработник дивизии.
Так на моих глазах приоткрылась еще одна страничка истории войны. Через семнадцать лет удалось восстановить доброе имя погибшего воина.
За службу в авиадивизии мне пришлось пережить несколько авиакатастроф. Однажды я сидел в помещении отдела и писал отчет о встрече с одним из моих «помощников». Работу прервал начальник:
– Разбился штурман полка. Беги на КП и забери магнитофонную пленку с записями переговоров по радио руководителя полетов и штурмана.
Руководил полетами командир полка, соратник Бориса Сафонова по войне. Полковник был бледен и глубоко затягивался сигаретой. Я знал, что со штурманом они были друзья. За год до войны прибыли сюда, в морскую авиацию, и всю войну сражались над Баренцевым морем.
– Слетается воронье, – грубо проговорил полковник, – теперь мне крышка – уволят. Лейтенант, четвертого за два года я провожаю на тот свет! Бери пленку…
Самолет упал на виду у поселка, не дотянув до посадочной полосы метров двести. Упал в болото и перевернулся. Через двадцать минут трактор поставил пятитонный истребитель в нормальное положение, но штурман уже был мертв. После опрокидывания самолета он потерял сознание; ударившись лбом о прицел, завис на ремнях сиденья и сдавил ими артерию на шее.
Созданной комиссии предстояло аргументировано ответить на три основных вопроса: не была ли катастрофа результатом ошибок летчика при пилотировании самолета, не случилась ли она из-за поломки двигателя, управления или приборов навигации, и, наконец, не было ли здесь злого умысла?
На первый вопрос акт готовило командование авиадивизии, на второй – авиаспециалисты, а диверсионный вариант отрабатывали мы, Особый отдел, – в моем лице.
Я изучил магнитофонную запись, особенно участка, который касался аварийной ситуации вплоть до гибели летчика. Записи сохранил по сей день. Всего шесть минут. Триста шестьдесят секунд трагического полета.
Прослушав запись, потрясенный, я долго сидел молча. Голоса, их интонация, отдельные фразы роились в голове: «Трясет двигатель…», «Остановился двигатель…» и ударяющее по сердцу последнее «Ой, мама…». Перед глазами стояло лицо штурмана полка, всегда приветливого и жизнерадостного человека. Отличный фронтовой летчик. Несколько лет назад, спасая МиГ с остановившимся двигателем, остался жив. Тогда его наградили золотыми часами, он с гордостью показывал их мне. А нынче не получилось. Но почему? Да, проволочка с посадкой, растерянность руководителя полетов, его нечеткость в управлении ситуацией, о чем рассказывала магнитофонная запись.
Если бы были убраны шасси, то самолет, попав в болото, не перевернулся бы. Ох, уж это «бы». Шасси убрать – несколько секунд. Их-то у штурмана и не было.
Случаи остановки двигателя в воздухе было основным злом в эксплуатации МиГов. Заводской брак. Уже работая в разведке, приходилось ставить источникам задание по технологии изготовления надежных лопаток для турбин реактивного двигателя – и через пять, и через десять и даже двадцать лет.
Лопатка турбины отрывалась и попадала между вращающимися частями двигателя, разрушая его. Так случилось и в этот раз. Двигатель остановился, до посадочной полосы не хватило 2–3 секунды.