Операция «Фауст» - стр. 24
– Ну, хватит об этом. Нам бы узнать, что за оружие появилось у фрицев. Это сейчас важнее всего.
– Понятное дело. – Леша смял окурок, поднял кувалду. – Отдыхайте пока, товарищ военинженер, а я еще один палец сменю – и готово.
Павел вышел из-под навеса. Небо уже совсем высветлилось. Заблестела роса. У походной кухни загремели ведрами повара. Потянуло смолянистым дымом.
Он вернулся в землянку. Крякая и ухая от холодной воды, плескался у деревянной шайки Боровой. Под левой лопаткой у него лиловел рваный рубец.
– Да ты, Федя, гляжу, крещеный?
– Под Смоленском пометили. – Боровой подхватил вафельное полотенце, стал растирать мускулистое, но еще по-мужски не заматеревшее тело.
Завтракать пошли к Самвеляну. Тот тоже был уже на ногах, успел побриться, умыться и благоухал цепко-ядовитым «Шипром». Перед ним сидел Овчинников, теребя в руках черный шлемофон.
– Доброе утро! – произнес Павел.
– Доброе, доброе, – отозвался озабоченный Самвелян. – Мытут задачку решаем: не посадить ли к вам на броню автоматчиков?
«Автоматчики вроде бы ни к чему», – подумал Клевцов и вопросительно взглянул на Борового: что тот предложит?
Федя не заставил себя ждать:
– Считаю, автоматчиков брать не след. И их угробим, и нам пользы никакой.
– Ну, смотрите. – Самвелян пружинисто поднялся, крикнул ординарцу: – Маслюков, завтракать!
Ели молча. Все чувствовали какое-то напряжение. Комбат, очевидно, припоминал, не пропустил ли чего на инструктаже, или готовился к головомойке у начальства, если получится что не так. Боровой прикидывал, как лучше уберечь машину Овчинникова, который будет выполнять основную задачу разведки. Павел же спокойно выуживал из котелка липкие макаронины, словно у него не было забот.
Ординарец подал чай. Боровой машинально протянул руку к алюминиевой кружке и, обжегшись, выругался:
– Тютя! Чего ж гольный кипяток суешь?!
– Так вы теплый не любите, – пробубнил Маслюков из своего закутка.
– Это когда вечером и когда делать нечего, – нравоучительно проговорил Боровой, взглянул на Клевцова и тут же перешел на деловой тон: – Ты, Павел, за меня не бойся. Помогать тебе буду я, а не ты мне. Пусть хоть тонуть, хоть гореть буду, ты свою задачу выполняй. Понял?
Самвелян положил руку на локоть Павла:
– Прошу, Павел Михайлыч: не лезь на рожон.
– Я ж привык с минами разговаривать, потому осторожный, – попытался успокоить его Клевцов, натягивая на лобастую голову танковый шлем.
Тридцатьчетверки стояли в березняке, прикрытые сверху ветками. Машина Борового была снабжена полным боевым комплектом. А в той, на которой ехал Павел, в стволе был только один снаряд. Клевцов занял место заряжающего в башенном отделении. Отсюда через триплекс[10] хорошо просматривалась местность. Заряжающий Нетудыхата спустился пока вниз, примостился между механиком-водителем Петренко и стрелком-радистом Муралиевым.
Вставало солнце. Синевой наливалось чистое, без единого перышка небо. Впереди желтело поле спеющей ржи. Оно полого поднималось к холму, на вершине заросшему кустарником. Где-то там должны стоять сгоревшие танки, невидимые из-за утреннего тумана. Впереди шел танк Борового. Петренко – за ним. Мягко раскачиваясь на вспаханной земле, машины приближались к подошве холма. Наконец Клевцов заметил черные оплешины от огня, а чуть дальше – буро-сизые корпуса танков без башен. Боровой стал огибать сгоревшие тридцатьчетверки справа. Павел решил подойти к ним слева. В этот момент Овчинников закричал: