Опасный - стр. 22

– Цып, цып, птичка!

Глухой удар... И я могу поклясться, что расслышала хруст... А затем и крик боли ставшего мне не чужим человека...

В этот момент я не думала о том, что жертвую своей жизнью ради жизни старика.

Я просто не могла поступить иначе.

Я вышла из своего укрытия и с презрением бросила мужчинам, обступившим человека, который не в силах дать им достойный отпор в силу своего возраста:

– Советовать вам найти равного соперника, наверняка, бесполезно. Так что вот я – берите, а его оставьте в покое.

Голос дрожал, на глаза выступили слёзы – и ярости, и страха – но я отчаянно держала спину прямо и трясущийся подбородок повыше.

– Не сомневался в твоём самопожертвовании, фазанчик, – плотоядно улыбнулся Андрей, не знаю, как его по отчеству, а в следующее мгновение стер улыбку с лица и сухо произнёс: – Заканчивайте его.

НЕТ!

Лишь некоторое время спустя, упав на колени и не почувствовав боли от столкновения с твёрдой поверхностью, я поняла, что душераздирающий крик, звенящий в ушах – мой собственный.

***

Из-за меня убили человека.

Испуг на морщинистом, гладковыбритом лице, прощальный взгляд чуть подёрнутых пеленой глаз, а в следующий момент – глухой хруст хрупкой шеи, который ударил по моим ушам, как набатом, причиняя почти физическую боль, и всё. Всё. Мужчина с тонким чувством юмора больше не мог шутить. Не мог говорить. Смеяться. Дышать. Жить...

Из-за меня.

И себя я ненавидела во сто крат больше, чем тех ублюдков, от холодного приказа и рук которых умер старик.

Он всего лишь пытался мне помочь! Разве случившееся справедливо?!

Я билась в истерике, когда меня подхватили грубые руки, не почувствовала боли, когда ударили по лицу, чтобы привести в чувства, не реагировала, когда приказывали замолчать, мычала, когда рот заткнули кляпом и жмурилась в темноте мешка, который надели на голову, вновь и вновь наблюдая сцену, как невинного и доброго человека лишили жизни. Из-за меня. Я всей душой отказывалась верить в реальность произошедшего. Так не бывает! Не может этот мир быть настолько жестоким! Не может! Не хочу этого знать! Не хочу жить в таком мире!

Не хочу...

Господи, как же больно...

Невыносимо больно...

Мамочка... хочу к тебе... Пожалуйста, забери меня отсюда... Забери! Забери! Забери! Умоляю, мам...

Мне ужасно страшно и противно существовать в таком мире... Наша жизнь – ничто в руках хладнокровных и бессердечных ублюдков, возомнивших себя вершителями судеб.

Ненавижу! Их! Себя! ...Его!

Вади-и-им, неужели это происходит на самом деле?! Не хочу... Прекрати это безумство, прошу тебя...

После многочасовой истерики меня накрыла апатия. Абсолютная отрешённость ко всему. Я не боялась, не переживала о своей судьбе, не страдала от боли, не думала...

Лишь холодная пустота, которая заполнила каждый уголок моего сознания, каждую клеточку кожи и заморозила кровь.

В себя я начала приходить через миллион лет или через секунду после того, как меня привели в комнату без окон, с облупившейся краской на стенах. Подвал. А я, оказывается, сижу на тонком матраце на пыльном полу в углу помещения. В противоположном – ведро для отходов, но я уже и не вспомню, когда в последний раз хотела по нужде. Под дверью, прямо на бетоне, лежит поднос с кружкой и куском хлеба.

Я хочу пить? Есть? Нет. От этих ублюдков мне не нужно ни-че-го.