Опасность сближает - стр. 28
— Себя таким явно считаешь, — наконец нахожусь с ответом.
— И тебя тоже, — на удивление мягко и почти даже ласково заявляет Давид, в очередной раз ошарашивая. — Когда не вредничаешь. Хотя даже тогда. Горячо ты это делаешь.
Вот и почему он так смотрит? Глаза потемневшие, внимательно вглядывающиеся в мои, ещё и блеск в них необычный… Слегка завораживающий.
Перевожу дыхание. Давно пора понять, что нет смысла вникать в непредсказуемый настрой этого парня.
— Давай сразу ранами твоими займёмся, — решительно к делу перехожу.
Он вздыхает, но всё-таки соглашается:
— Давай.
И вот с одной стороны это обнадёживает, но с другой — недолго. Потому что когда я всё-таки беру аптечку и прохожу в комнату Давида, накрывает осознанием: сейчас мне придётся его касаться. И пусть лишь слегка и вполне безобидно, но откуда-то смущение идиотское окутывает. Ещё и наедине мы, в его квартире. А он уже целовал меня, причём напрашиваясь на продолжение. Да и сейчас тоже ведёт себя так, будто эта идея всё ещё у него в мозгах. К тому же комплименты эти внезапные…
Давид с интересом следит за моими действиями, расслабленно откинувшись на диване. А я раскрываю аптечку и ставлю её на небольшой стеклянный столик, который явно прикроватный. Но, к счастью, находится именно здесь, на кухне. Которая сразу за коридором, где гардеробная и вход в квартиру. Видимо, этот столик понадобился Давиду как раз где-то в коридоре.
А квартирка небольшая, потому неудивительно, что в итоге на кухне всё необходимое. И да, лучше размышлять именно об этом, вместо того, чтобы думать о не сводящем с меня взгляда Давиде. И так не чувствовать его не получается, когда так пялится.
Решаю не доставлять ему лишних поводов прицепиться ко мне и не торможу с действиями. Никак не выдаю своё волнение, уже садясь рядом и приготовив ватки, перекись, мази для ран, бинты и пластыри.
Давид зачем-то усмехается, а я строго заявляю:
— Сиди смирно.
И сразу тянусь заняться самыми видимыми ранами. При этом рука чуть дрожит, и я специально говорю, чтобы хоть как-то перебить эту нервозность и отвлечься от странного потемневшего взгляда разных и красивых глаз этого придурка:
— По поводу зуба к стоматологу сходи хоть, — поджимаю губы: мы чертовски близко сейчас, а ещё Давид не облегчает задачу, зачем-то водя взглядом мне по лицу. — Ну или зубов. Не знаю, сколько тебе выбили, но один точно. Тебе пока лучше не улыбаться.
Он чуть дёргается: то ли от неожиданности моих слов, то как будто даже неловко ему слышать, что я от той его жуткой улыбки не так впечатлилась, как бы хотел. Неважно, какая причина — фигня в том, что из-за этого движения я почти промахиваюсь с мазью. Приходится взять лицо Давида другой рукой, чтобы не мешался.
Сердце взволнованно пропускает удар, когда я это делаю. А ещё и этот придурок зачем-то шумно сглатывает. И как будто замирает. Напрягается ощутимо…
Я что, жёстко действую? Или на него влияю?
Прикусываю губу: не нужно быть суперопытной, чтобы понимать, что тут второе. Между нами очень даже однозначное напряжение. Накалённое. Похожее на то, что было на мотоцикле, когда Давид заявил, что я слишком трусь.
Он и теперь недолго молчит. Спрашивает нахально:
— А целоваться можно?
Зачем-то отвожу взгляд, но тут же делаю вид, что по делу: в конце концов, вот на ту ранку, что рядом с подбородком, точно не помешает пластырь после обработки.