Опасное наследство - стр. 17

– По…моги, – выдавил я из последних сил, задыхаясь от шума и тяжести в голове. – Мне… мне больно.

Ответом было шуршание ткани: кажется, вор рылся в шкафу с одеждой. Мне казалось, что я кричу, но, наверное, крик был только в моей голове и не просачивался наружу. Все затихало, отдалялось, немели ноги и руки, даже невыносимая боль в голове притупилась и теперь казалась почти убаюкивающей.

И тогда я почувствовал покой. Глубокий и безмятежный, как в детстве, когда мама укладывала меня спать и я знал, что ничего плохого никогда не случится. Этот покой сомкнулся вокруг меня, как любящие руки. Потом настала тишина.

Через какое-то время все прояснилось. В буквальном смысле.

Я ощутил болезненно резкий свет. Про ад часто говорят, что там темно и жарко, а тут было ярко и холодно, и все же я с какой-то покорной обреченностью понял, что вряд ли нахожусь в обители праведных. Мне было страшно и одиноко, голова больше не болела, но ничего приятного в этом не было: я просто не чувствовал тела, словно оно превратилось в невесомую отмершую оболочку для моего страдающего духа, который так грубо вырвали из спокойного сна. Я попытался открыть глаза. Получилось не сразу, их будто слоем глины залепило.

Мне привиделся Бен, мой старший брат. Он выглядел куда хуже, чем в моих воспоминаниях: до синевы бледный, под глазами – круги, неизменное пенсне на носу покосилось. Я всхлипнул и потянулся к нему, но руки не двигались, что-то удерживало их на месте. «Что ты здесь делаешь? Неужели все-таки сжег свое жилище? – хотелось мне спросить. – Как я рад тебя видеть, не уходи! Обнимемся и будем сидеть рядом, пока папа не придет и не заберет нас отсюда». Но изо рта вырвался только слабый хрип.

Глаза Бена за стеклышками округлились.

– Я просто гений! – воскликнул он со своей вечной интонацией невыносимого умника. – Джонни, слышишь меня? Джонни!

– Не называй меня так, – сказал я.

Точнее, сказал я это у себя в голове. Наружу просочилось жалкое «Ннвааайк» и кашляющее шипение, которое меня самого перепугало. Но орать Бен все-таки прекратил и воодушевленно уставился на меня. И тут я с ужасом вспомнил последнее, что со мной произошло. Шаги в темноте, звук выдвигаемых ящиков.

– Ттты мня убл? – задал я самый главный вопрос. – Ты за эт в аду?

Бен удивленно замер, а потом расхохотался.

– Ох, Джонни. Мы не на том свете, болван ты этакий. Оглядись, я же вижу, глаза у тебя работают!

Я попытался повернуть голову. Все вокруг заливал яркий режущий свет, но за пределами освещенного круга угадывалась комната вполне человеческой архитектуры. Вряд ли на том свете все было бы так убого обставлено: некрашеные деревянные стены, в которые кое-где вбиты гвозди, на гвоздях – рыболовные сети и почему-то весло.

– Поразительно! – продолжал надрываться Бен. – Голова двигается, значит, мышцы шеи не порваны, несмотря на травму!

Меня захлестнуло облегчение – я жив. Помещение, конечно, не похоже на больницу, и это меня немного встревожило, но в целом какая разница? Я жив! Во рту было сухо, сердце билось очень странно: медленно, с натугой, как будто я глубоко под водой и оно вот-вот остановится. И все же, какое счастье! Мне захотелось заплакать, но почему-то не получилось. Желание рождалось в голове, а глаза на него не отзывались. Я отчаянно заморгал.