Опасная одержимость бандита - стр. 19
Но все равно я не понимала, зачем папа потащил меня с собой на периферию для посещения какого-то благотворительного бала, да еще и без мамы. Кажется, между ними все стало совсем плохо.
Поэтому отдуваться сегодня придется мне одной.
Кинула на себя в зеркало последний взгляд, особо даже не заботясь о том, как выгляжу, и спустилась вниз.
— Наконец-то! — раздраженно сказал папа, направляясь к выходу. — Опаздываем уже.
Молча следую за ним, снова ощущая ту самую духоту, что так часто стала донимать меня в присутствии родителей. И вообще я осознала, насколько неуютно рядом с ними. Мне все время кажется, будто я в клетке, выбраться откуда у меня нет ни единой возможности.
— Ничего себе! — вырывается из меня, когда вижу здание оперного театра, где проходит благотворительный вечер.
— Неожиданно, да, зайчонок? — усмехается папа, помогая мне выбраться из машины.
— Не думала, что в этом захолустье есть на что посмотреть, — рассматривала большой купол здания, спрятанный за несколькими рядами белоснежных колонн, чувствуя, как настроение постепенно начинает исправляться.
Вечер проходит примерно так же, как и множество ему подобных. Фуршет, журналисты, выступление организаторов фонда, еще каких-то людей и кавер-группы. Все по привычному сценарию. Папа как обычно на людях само дружелюбие и очарование, поскольку постоянно находится под прицелом камер. Я же глазею по сторонам, рассматривая людей. В целом вечер кажется привычным и течет в своем русле.
Все меняется в один миг, когда останавливаемся поздороваться с папиным знакомым, от взгляда которого по коже бегут мурашки. Уродливый шрам на скуле, черные непроницаемые глаза, сканирующие каждого словно рентген, и подавляющая энергетика. Мне не нравится, как он смотрит на папу и на меня, но я, как и положено Плахотиным, продолжаю улыбаться вопреки своим эмоциям. Но чтобы как-то скинуть напряжение повисшее в воздухе во время беседы с мужчиной по имени Адам, стараюсь смотреть куда угодно, только не пересекаться с ним взглядами.
Мечусь по залу растерянным взором, цепляюсь за фигуру, что мое сердце узнает раньше, чем распознает мозг. Не понимая, из-за чего учащается пульс, возвращаю внимание к тому, о кого запнулось мое дыхание, и встречаюсь с пронзительно-синим колючим взглядом. Практически не мигая, на меня смотрит мой незнакомец из филармонии.
Взгляды сцепляются. Глаза в глаза. Я вижу, как он сверлит меня этим нечитаемым взором, но уверена, он узнал меня. Просто не мог не узнать. А затем просто отворачивается и уходит.
— Пап, я на минутку, — осипшим от волнения голосом предупреждаю отца.
Он лишь кивает, продолжая разговор. А я на негнущихся ногах, с биением в груди, отбивающим бешеный ритм, оглядываюсь по сторонам, выискивая его.
Сколько раз за эти бесконечные четырнадцать дней я прокручивала две наши мимолетные встречи, сколько раз воскрешала его жесткие и грубые слова и столько же находила ему оправдание. Он знал моего отца — это очевидно, как, видимо, и тот факт, что знал, чья я дочь. Ведь когда я увидела папу там, у такси, ни один мускул не дрогнул на лице Кира. Все потому, что он знал. С самого начала знал, кто я, поэтому не захотел связываться. Никому не нужны проблемы от связи с дочкой Александра Плахотина.
Но если он так жестоко оттолкнул меня в прошлый раз, зачем я ищу его снова?