Они были первыми - стр. 21

Чем больше размышлял Горбенко над случившимся, тем меньше верил в то, что его освобождение, было случайностью. Не давало ему покоя также одно воспоминание, которое ему самому иногда казалось сном или бредом. Он помнил, как открыл глаза и увидел, что едет на заднем сиденье легковой автомашины. Рядом с ним сидела, опустив голову Зося. А на переднем сиденье Горбенко увидел людей в немецкой военной форме. Один из них, лейтенант повернулся к нему и, увидев, что Горбенко пришел в себя, вдруг с силой ударил его ладонь по лицу, после чего Горбенко вновь потерял сознание. Лицо этого лейтенанта накрепко врезалось Горбенко в память. Но происходило ли с ним это в действительности или это всего лишь плод его фантазии, решить Горбенко не мог. Поворочавшись на койке Горбенко, снова поднес руку с часами к глазам. Прошло сорок минут.

Вдруг пол в его камере содрогнулся, и он чуть было не упал с койки на пол. Он приподнял голову и стал внимательно прислушиваться. С улицы доносились звуки, похожие на далекие взрывы. Вдруг что-то громыхнуло почти рядом с домом, в котором находилось городское управление НКВД. С потолка камеры на Горбенко посыпалась штукатурка. Он слез с койки и лег на пол. Затем до него донесся вой проносящегося над домом самолета и звуки пулеметных очередей. С улицы послышались громкие испуганные крики людей. Горбенко вскочил с пола, подбежал к зарешеченному окошку и посмотрел в него. Окошко находилось почти на уровне земли, но ему были хорошо видны несколько разрушенных домов на противоположной стороне улицы и громадный пожар, разгорающийся над находящимся чуть дальше бензохранилищем. «Что это?.. – с ужасом подумал Горбенко. – Неужели диверсия?.. Но откуда тогда самолеты?..» Вдруг он понял, что происходит… «Это война!.. – молнией промелькнуло у него в голове. – Конечно война!.. Поэтому его и арестовали на территории Германии, не боясь дипломатического скандала. Война все спишет…» Горбенко бросился к двери и изо всех сил застучал в неё кулаком. «Откройте!» – громко закричал он, но за дверью не было слышно ни одного звука.

В середине дня двадцать второго июня подполковник Шмальцшлегер связался по телефону с адмиралом Канарисом.

– Докладывайте, подполковник! – приказал ему тот.

– Господин адмирал! – в голосе Шмальцшлегера звучали торжествующие нотки. – Я могу сообщить вам только приятные новости. События разворачиваются на удивление удачно. Наши войска сломили упорное сопротивление советских пограничников и быстро продвигаются вглубь Западной Белоруссии и Литвы. Танки генерала Гота подходят к Гродно, а авиация фельдмаршала Кессельринга полностью господствует в воздухе.

– Спокойнее, подполковник, спокойнее! – усмехнувшись, ответил Канарис. – Меньше эмоций, больше дела. Оставьте эмоции министру пропаганды доктору Геббельсу. Как продвигается операция по захвату архивов НКВД в Гродно?

– Тоже прекрасно! – ответил Шмальцшлегер. – Вчера вечером группа лейтенанта Бауэра, переодетая в форму советских пограничников, незаметно пересекла границу, и сегодня утром передала по радио, что находится уже в Гродно. С минуты на минуту я жду от него сообщения о захвате здания городского управления НКВД, в котором, скорее всего, и находится интересующий нас архив.