Она мне принадлежит - стр. 37
Замолчала, пристально наблюдая за выражением лица Архарова. Ожидала, что он рассмеется, догадавшись о причине старинных имен в нашей семье, но на удивление он сумел удержать веселье внутри.
Вот только не зря говорят, что глаза – зеркало души. В их глубине отражался весь спектр бушующих эмоций, которые он пытался удержать.
Спустя несколько секунд Марат прокашлялся, но я была уверена, что таким образом попытался удержать смех под маской мнимой серьезности, и закатила глаза.
В детстве я всегда стеснялась своей семьи, ведь жили мы не в роскоши, поскольку отец был ярым противником гордыни и тщеславия, но родителей любила, никогда не произнося вслух своих обид по поводу нашего бытия.
Конечно, с возрастом поумнела и стала ценить и предков, и их образ жизни, но для себя еще в подростковом возрасте решила, что аскетизм не по моей части.
Помню, как впервые приехала в город, и меня поселили жить у дяди Захара.
Папа поначалу скептически поджал губы, глядя на новшества и технологии цивилизации, но заставить взрослого мужика жить по собственным правилам не мог.
Помню, как тряслась и боялась, что учиться в городе мне запретят, ведь отец считал это местом разврата и порока, но он слишком сильно любил меня, чтобы подрезать мне крылья и запретить мечтать, поэтому скрепя сердцем разрешил остаться. Радости моей тогда не было предела.
«Хотя бы под присмотром какого-никакого, а родственничка», – выдал он тогда вердикт.
С дядей Захаром они особо не ладили, ведь мамин брат до сих пор считал, что старшая сестра могла бы найти себе кого получше и поперспективнее, а не прозябать свою молодость в деревне. Впрочем, подобные разговоры больше не поднимались, но с моим отцом они контакт не поддерживали.
Благословив меня, папа с мамой уехали к себе – надолго оставлять домашнее хозяйство в виде огорода, кур и козы Фроси позволить себе не могли.
Фросей мы называли ее между собой, считая почти что членом семьи, ведь она спасала нас своим молоком в особо тяжелые времена, а полное же ее имя было по всем правилам династии Тихомировых – Ефросинья.
Конечно же, говорить всего этого Архарову я не стала.
Он был впечатлен только одной фразой про род деятельности моего отца, и заставлять его умирать со смеху сегодня я не планировала, хотя, может, меня и порадовал бы его хладный трупик у моих ног.
– Батюшка твой – поп, значит, – снова кашлянул в кулак мужчина, а я задрала подбородок ввысь.
Пусть знает, что меня этим не задеть. Не он первый, не он последний.
– Теперь моя очередь задавать вопросы, Марат Рамисович.
Мстительно прищурилась, ведь уже знала, что хочу о нем узнать.
– Дерзай, краса, я весь во внимании.
Несмотря на решимость, которую я демонстрировала, задавать свои вопросы сходу не стала.
– Самое постыдное, что ты делал в своей жизни?
Положила локти на стол и обхватила ладонями подбородок, с интересом отслеживая весь спектр эмоций на мужском лице. Было интересно, что Архаров ответит. С учетом его бесстыдства я представляла всякие непотребства в своей голове и не удивилась бы никакому рассказу с его стороны.
– Бегал голым по Красной площади.
Нет, я, конечно, подозревала, что он отбитый, но не настолько же. Закашлялась, поперхнувшись собственной слюной, и даже побила себя по груди, чтобы придти в себя. Выпученными глазами посмотрела на этого безбашенного.