Он уже идет - стр. 53
Знайте же, что дурной запах и неверие всегда идут рука об руку, они две стороны одной медали. Святость благоухает, а демоны смердят. Есть десятки свидетельств того, как евреи после крещения немедленно начинали источать аромат слаще амброзии, благоухание которой окружает чело, помазанное священным маслом.
Святые власти города Буда постановили, что подлые, упрямые, смердящие предатели Езуса должны платить отдельный налог за свое вонючее вино. Вино! А вода! Вода, которую каждый христианин употребляет каждый день? Разве она хуже вина? Разве эти подлые твари не портят ее своим прикосновением?
Нельзя использовать воду, начерпанную грязными руками! Нельзя! Я знаю, многие из вас не обращают на это внимания, снисходительно пропуская мимо ушей все предупреждения. Но если однажды утром эти доброхоты обнаружат, что у них начал пробиваться хвост, пусть не спрашивают, за что и почему. Не я это придумал, я только передаю вам, любимые мои прихожане, мнение святой церкви. А дальше пусть каждый из вас поступает по своему христианскому благоволению и пониманию.
По завершении мессы, когда ксендз приходил в себя в боковом покое костела, к нему осторожно зашел староста. Лицо его выражало почтительность, смешанную с желанием что-то сказать.
– Говори, Войтек, – сразу произнес ксендз, считавший себя неплохим физиономистом. – Что тебя гнетет?
– Отче, – староста откашлялся и смущенно продолжил: – Вот вы говорили про евреев. Не сомневаюсь, в общем и целом это верно. Но мы тут, в Куруве, живем с ними бок о бок который десяток лет и не замечали с их стороны никаких сатанинских штук.
– Если вы их не видели, – сухо ответил ксендз, – это еще не означает, что их нет. Скорее всего, они хорошо маскируют свои козни, а вы, наивные добрые христиане, объясняете ущербы и болезни природными обстоятельствами. Если святая церковь считает евреев колдунами и магами, портящими урожай на корню, мечтающими осквернить гостию и ставящими целью уничтожение истинной веры, как ты, староста Войтек, осмеливаешься утверждать противоположное?
– Нет-нет, что вы, отче, – побледнел староста. – У меня и в мыслях такого не было! Как я могу идти против святой церкви? Я только хотел сказать…
– Ты уже все сказал, – оборвал его ксендз. – Даже более чем все. А теперь иди с миром.
В понедельник утро выдалось прохладным. Свежая погода, промозглая, серая, со свинцовым небом и студеной, обжигающей пальцы водой в Курувке. Но Тевье ни на йоту не отступил от привычного распорядка и еще до света, когда хозяйки только начинают разводить огонь в печах, уже громыхал по булыжной мостовой города.
Он всегда развозил воду по одному и тому же маршруту, от одного постоянного покупателя к другому. Ему не приходилось даже править лошадкой, та давно выучила дорогу и сама останавливалась у нужной калитки.
Улицы Курува составляли отдельные домики, отгородившиеся от чужих взоров забором и палисадником, большие каменные дома были только на центральной площади.
Подъехав к первой калитке, Тевье привычно провел кнутом по штакетнику, это был его сигнал, хорошо знакомый хозяйкам. Прошло несколько минут, но калитка не отворилась.
«Спят они, что ли? – подумал Тевье. – Или уехали куда?»
Он повторил сигнал, но с тем же результатом. Из трубы серой струйкой поднимался дым, пахло стряпней, хозяева явно были дома. Не поняв, в чем дело, Тевье двинулся дальше.