Он сказал / Она сказала - стр. 5
Чувствую, как дрогнули ее щеки – улыбается.
– Это все гормоны, не привыкай.
– Давай-ка ты ляжешь, когда меня проводишь. Обещаешь?
– Честное слово, – отвечает Лора.
Я ее знаю. Во мне теплилась надежда, что с беременностью ее энергия утихнет, но гормоны только подбросили дров, и целый день она носится как электровеник, а вечером около девяти уже валится с ног. Лора протирает стол и ставит кофейные кружки в раковину. Она поворачивается ко мне спиной, и тут я ловлю движение, понятное только мне, и сердце обрывается. Она будто бы стряхивает с предплечья невидимую паутину. Я наблюдаю это месяцы, если не годы. Значит, Лора думает о Бесс. Как же мне хочется, чтобы она, как и я, умела отметать неприятные мысли о прошлом! К чему тратить нервы, ожидая чего-то, что, может, вообще никогда не случится?.. На нее находит каждый раз, когда близится затмение, хотя о Бесс ничего не слышно уже девять лет.
Лора оборачивается с улыбкой, чересчур жизнерадостной для того, чтобы быть искренней, – бодрится ради меня. Не знает, что я заметил.
– Что будешь делать? – спрашиваю, чтобы понять ее настрой.
– Позвоню клиенту, потом разберусь с налогами. А ты?
У меня отлегло от сердца – шутит, значит, все в порядке. Когда близится приступ, чувство юмора у нее испаряется.
Я упаковал рюкзак три дня назад. Самое тяжелое и громоздкое в нем – приспособления для съемки: объективы, зарядки, штатив, батарейки, защита от дождя. Все в двойном количестве, про запас. Камера в отдельном чехле. Это слишком хрупкая и ценная вещь, чтобы сдавать ее в багаж. Телефон прячу в нагрудный карман оранжевой ветровки.
– Шикарно, – фыркает Лора. – Все взял?
Кладу сэндвич в другой карман, проверяю, где карточка на метро, и закидываю на спину рюкзак. Сгибаюсь под его тяжестью.
Внезапно с лица Лоры сползает улыбка, и она дважды потирает предплечье. На этот раз мы смотрим друг на друга. Прятаться бесполезно. Объясняться тоже. Остается лишь немного подбодрить ее.
– Я проверял списки пассажиров. Там нет никакой Бесс Тейлор. Вообще никаких Тейлоров. И никаких Элизабет. Нет женских имен ни на «Б», ни на «Э».
– Это еще ни о чем не говорит, ты сам прекрасно знаешь.
Конечно, знаю. Лора считает, что Бесс изменила имя. Я думаю иначе – это просто паранойя. С таким именем исчезнуть проще простого. Лоре так кажется, потому что мы сами сменили шкуру. Зачем иголке прятаться в стоге сена, если можно затеряться в чистом поле?
– Пусть на корабле ее нет, она может поджидать тебя на суше.
Отвечаю нарочито медленно:
– Если она там, то будет искать на фестивале. Где-нибудь, где играет музыка и стучат барабаны. А я еду с американскими пенсионерами. Да и вообще, Торсхавн – большой город, одиннадцать тысяч жителей, плюс съедутся толпы туристов. К тому же я замаскирован. – Поглаживаю бороду. – Буду ходить с перископом и заглядывать за каждый угол.
Приставляю козырек ладони ко лбу и прищуриваюсь. Лора не смеется.
– Если что, Мак живет прямо за углом, Лин – в двух кварталах, моя мама в часе езды, и твой отец постоянно на связи, звони ему в любое время.
– Ничего не могу с собой поделать, Кит.
Лора отчаянно ненавидит себя за то, что не сдержала слез – вижу, как она кусает нижнюю губу. Притягиваю ее к себе и запускаю пальцы под спутанный пучок. Она любит, когда я так делаю. По водонепроницаемой ткани скользит слезинка.