Он, она, они, или Отголоски - стр. 18
Нет, не все: вот она подходит к своим, и камера четко отмечает трогательное детское очень серьезное сдержанно-неудержимое «вот дурачок!».
Потом кадры на улице: вот он стоит возле своей машиной. Ну ладно, временной своей. Приятная женщина – тренер – накидывает ему комплиментов. Он рассеянно кивает, и почти не косится на её спутницу. Слово за слово. Где он обосновался? В Химках! О, им по пути! Ну как по пути… в одну сторону! Сам не понял, как предложил их подвезти. Наставница благодарно согласилась, осенила его доверием. Друзья-хи переглянулись, пожали плечами и набились гуртом в другую машину.
А за кадром вдогонку все тем же сопровождением:
– Саша, что ты делаешь?! Саша, опомнись! Ты говоришь с ним?!! Ты шо удумала? Шо ты творишь?! Саша, ты ж скромная, ты что, забыла? Ты не любительница секс-машин… Саша, ты куда??? Давлетова, нннненннннавижу тебя… – и так прям, от души…
Запись заканчивается. Он вспоминает, где он,
и с кем… Он вспоминает, что смотрели – её версию. И она – рядом, тоже видит… и помнит всё это. Она не поднимает глаз. Но кажется, он знает, что в них.
А кто-то рядом – вот только узрел всю историю…
Ему не привыкать выставляться напоказ с личным – это удел всех поэтов. Но сегодня – весьма… щекотливо получилось. Исповедь – не от него, а про…
Что ж, у него наработан крепкий навык разделять себя… и себя. Того и этого. Тамашнего и тутошнего. Лирического Героя, и обычного. Он не потеряет нить. Ему не привыкать принимать предлагаемые обстоятельства и «выплывать» из этих пучин. Он поднимает глаза на гостей… и родителей – с отсутствием всяких извинений за вчерашнее. И сегодняшнее. И завтрашнее. Он мысленно видит своё отражение – в зеркалах, объективах и глазах. И это отражение – может. Много что может. И на многое теперь имеет право. Например – быть здесь. И делать то, что считает нужным, и то что ему нравится.
И то, что никому не навредит.
Он видит эти любопытствующие взгляды – отзвуки только что увиденного. Кажется, «заряженный» – к нему теперь прилепится.
Он ждет, кто же нарушит молчание. Но никакие предварительные прогнозы не оправдываются:
– Круууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууттттть! – машет руками не знавшая его доселе Даша. Всем интересно, что она заценила больше?
– Нормально. – брутально шмыгает носом он. И изучающе настороженно скользит по присутствующим. Которые только-что коллективно отслеживали на экране крупным планом, как припрятанные нынче шрифты и узоры чернил под его кожей, лизнув спортивные рельефы, зазывающе убегают под кромку его штанов и кокетливо прячутся в их резинке. Теперь обдумывают это, разглядывая его белую майку, и мысленно вопрошают, а на Высокое искусство ли позарилась их «аленький цветочек».
Этика – такаЙЙя этика!
– Поешь неплохо… – невольно и забавно кивает кто-то из гостей, явно перетянутый им только что «на темную сторону». Из лагеря праведных консерваторов.
– Неожиданно… – вслух иронично распознает он… Обычно по внешнему виду он претендует максимум на рэпера. Но уж точно не на теноров и баритонов. «Удивительное рядом!» – улыбается он про себя, вторя чужому удивлению, подхватывая его, и удовлетворенно чуть поддразнивая публику. Пока еще не свою. Хотя…
Они отражают то, что он и ожидал: они словно увидели ожившего мультяшку. Вне возраста. Вне границ. Само ожившее воплощение которого – удивляет. И ему ещё предстоит подтвердить свою дееспособность, пока он окончательно не укоренился в этих умах как несуществующий персонаж. Как миф.