Он, она, они, или Отголоски - стр. 15
Но он – решился. Он начал привыкать, что наступило время смелых решений без оглядок, когда ни шагу назад, и нужно пробовать даже, и именно то, что кажется неподъемным.
Это была хорошая песня. Звучавшая точечно даже на радио, и побурлившая немного в интернет-чартах, выжимавшая влагу из глаз милых танцующих преданных девчонок с правой трибуны, и звучавшая всем его нутром, и лицом тоже – в зеркалочках «серьёшек» слева. Она качала и трогала одновременно.
И он вытянул её, в одиночку. Чуть не задохнулся, но вновь пропотевший насквозь, чувствовал себя одолевшим этот марафон. Победителем.
Это было исповедью. Как же странно было распахиваться перед этими – столь другими людьми! И рассказывать о прошлом – той, в ком он заподозрил свое будущее…
А на экране – лишь крепкий залихвацкий голос, произносящий малопонятные слова, танец узора на рефлексирующей шее, и трепет ресниц на крупных планах.
Он вспомнил то чувство, когда закончил: хотелось еще! Не хотелось отпускать этот момент! Его накачало такой мощью веры в себя, необъяснимых стихий, в которых он – инициатор и «щепка» одновременно,
что он как в тренажерном зале, прохаживался прокаченный, «поигрывая мускулами» победоностного образа. Камеры выключились, и даже зрители вышли из образов…
Но не все. Не все люди… не все камеры…
Костик успел отмонтировать начало и серединку, а до концовки ещё не добрался. Артём сам монтировал свои видосы на свой канал много лет, и знал, что дело – не минутное, и за день не управишься. Тем более – такой крепкий уровень мероприятия и технической поддержки!
Поэтому когда погасли основные осветительные приборы, и расслабленные люди потихоньку засобирались прочь, остатки вчера всё ещё фиксировались одной из боковых камер. Под ними сидело пару девченок. Теперь их голоса были слышны.
Кстати, только сейчас он заметил, что не очень-то люди и заторопились. Теперь, хоть у спортивного зала не было кулис, сегодняшним зрителям в гостиной открылся подлинный бэкстейдж.
Там прогуливался (вновь без майки! Будто не музыкант, а рестлер) взмыленный триумфатор, участники перед трибунами обменивались впечатлениями и прощальными фразами, их было не слишком хорошо слышно с этого ракурса. На медиаэкране сцен-поддержки кто-то в продолжение вечера включил фоном его, Артёма, старые забытые треки, мало претендовавшие на медийность, с легкостью найдя их в открытом доступе. Он не заметил, кто это сделал.
Но не возражал. Особо даже не заметил. Хоть там зазвучали поочередно не совсем те песни, которые хотелось бы показывать сегодня, и именно этой публике.
Да, иногда ему хотелось сеять вокруг разумное-доброе-светлое… Иногда… нет. Иногда прорывалось то, что накопилось и накипело. Без цензуры. И потому сейчас с легкой руки кого-то неизвестной расположенности к нему, хаотично зазвучало всё подряд (ну хоть до закосов под «руки вверх» не добрались! Хотя… может, лучше б добрались…)
А так – зазвучало… то, что попалось. Что зазывается, «что попало». Ну в данном контексте, ведь он ко всему своему творчеству относился очень… компромиссно, привык прощать и позволять себе любые настроения. Хотябы в творчестве. Вот его широкоформатность его и настигла… Одна – апофеоз его депрессий, снова про боль. Другая – чуть ли не подростковая, улично-пацанская – нескрываемо-фривольного содержания, третья – и вовсе с ненормативной лексикой, коих изобиловало в «закромах… (что такое Закрома, кстати, ему надо б загуглить!) его творческой коллекции.