Он, она, дракон и трон - стр. 18
Выползаю червём из-под драконьих ног-рук, и водичкой стекаю с ложа на пол; мягко ступая, бесшумно пробираюсь вперёд. При этом всеми доступными способами уговариваю живот меня не выдавать: глажу его, пытаясь успокоить, воображаю поедание хорошо прожаренного цыплёнка, глотая слюни, делаю дыхательную гимнастику…
Есть хочу до смерти.
Но не голод поднял меня с постели и не жар от драконьего тела...
Всё, о чём я могла и могу думать – это о монахе на вершине каменной пирамиды рядом с выходом из пещеры. Мне необходимо убедиться, что он – не мой мираж, и что он вполне осязаем. А посему – тихонько иду вперёд, стараясь не издавать ни звука.
Мне нужно это время без драконьего присутствия в моей жизни…
Когда выбираюсь наружу, с удивлением обнаруживаю, что уже утро. Я не ела двадцать четыре часа! Нет! Больше!!! Я не ела двадцать четыре часа плюс ночь в конюшне! Попить удалось вчера: в «отсеке для умывания и всяких прочих нужд» с потолка течёт чистая питьевая вода. Она, правда, холодная, зараза, но для бодрящего утреннего душа – самое то. Я вчера изрядно её наглоталась… Интересно, это из-за неё в моём горле сейчас так першит?..
Встряхиваю головой, отгоняя лишние мысли. Надо сосредоточиться на деле. Монах и впрямь сидит на горке из камней в позе лотоса – словно он и не слезал оттуда. Подкрадываюсь к нему и начинаю заползать на валуны. Когда до монашьего одеяния остаётся рукой подать, мой живот решает сообщить всему миру, насколько он голоден.
Голова монаха поворачивается в мою сторону, веки поднимаются, и на меня смотрят самые невероятные в мире глаза. Если есть в природе цвет «кристально-серый», то этот цвет по праву принадлежит глазам этого монаха…
- Простите, - схватившись за живот, выдавливаю из себя.
- Ты голодная, - сообщает мне это изваяние с высоты своей позиции.
- Да я в курсе, - сообщаю ему в ответ, - за этот звук простите. Я совсем не хотела, чтобы вы его услышали…
- Ты бы в любом случае прервала меня, - отвечает монах, затем как-то ловко поднимается и в два движения спрыгивает со своего постамента.
Экий он… лихач! Медленно спускаюсь, аккуратно выбирая путь. Когда, наконец, касаюсь ногами земли, облегченно выдыхаю. Поднимаю взгляд на монаха: тот стоит ровно и смотрит на меня своими странными глазами без какого-либо выражения; на его одежде – ни одной лишней складочки и ни одной пылинки, а, учитывая фасон наряда, это практически чудо. Ведь он сидел в позе лотоса на камнях на протяжении нескольких часов!
К слову, об одежде – уж очень она напоминает мне одеяние буддийских монахов…
- Вы – буддист? – спрашиваю у молодого человека.
- Я не знаю, что такое буддист, - отвечает тот.
Это было ожидаемо. Но…
- Вы читали мантры, - замечаю.
- Я шептал свои просьбы небу, - спокойно поправляет меня монах.
- Всю ночь напролёт? – поднимаю бровь. Сама не понимаю, в чём хочу уличить его.
- У меня много просьб к небу, - отвечает монах.
- А… м… на небе их кто-то должен услышать? – закидываю пробный камень.
- Кто-то должен, - соглашается монах невозмутимо.
- По-вашему, там кто-то обитает? – бросаю уже целый булыжник «намекающий».
Надо же понять, какое у местных вероисповедание!
- Если здесь, внизу, есть жизнь, то и там, наверху, она тоже должна быть, - взглянув на небо, отвечает монах; а затем добавляет также спокойно, - но вообще нашим миром правят Повелитель Света и Повелитель Тьмы. Так что кто-то из них точно должен услышать мои просьбы.