Он не отпустит - стр. 54

— Ужас!

— Ты нормальная? Нет там никаких следов. Да и сама бы она могла в ванной посмотреть, а не передо мной изгибаться, — рыкнул он. — Расчет был на то, что я не умею штаны застегнутыми держать, очаруюсь ее сиськами и наштукатуренным лицом, и ткну мордой на член. Или еще что-то. Разумеется, влюблюсь, так как она умеет отсасывать методом глубокой глотки и дает в анал, и мы с тобой расстанемся. А подружка твоя въедет сюда. Я это просек сразу, и с тобой себя вел так, чтобы до тебя сегодня дошло. Чтобы ты сама увидела, с кем дружишь. Очнись, Слава. Очнись. И прости, все же это было грубо, но пора тебе с небес на землю спуститься.

Игнат приобнял меня, я принюхалась — духами не пахнет. Да и не было у них ничего. В голосе, когда Игнат про Женю говорит — неприязнь. Может, Игнат прав? Слишком она разодета, я бы сказала что раздета. Да и знала Женя, что я допоздна буду, вернее думала так. Надеялась Игната одного застать?

— Поверила?

— Я запуталась, — прошептала я.

Если сейчас к Жене выйду — пощечин ей надаю. Поговорить надо, но позже, когда остыну.

— Ты мне-то веришь, надеюсь? — Игнат приподнял мой подбородок. — Мне. Веришь?

— Верю, — выдохнула.

Точно знаю — не изменяет. Любит. Практически одержим, понять бы, хорошо это или плохо. А все это либо недопонимание, либо Женина провокация. Да и со стороны Игната это тоже провокация. Но, может, он и прав. Хотя обидно.

— Можешь дать ей денег, и сделать так, чтобы Женя ушла? Я сейчас не могу с ней встретиться.

Игнат кивнул, и вышел из кухни. Вернулся он через три минуты, и мы принялись готовить ужин. Вместе.

25. 24

ИГНАТ

Нельзя вестись. Вижу — Слава надулась, как девчонка. Впрочем, не стоит забывать, что она по сути и есть ребенок. Да, совершеннолетняя, грудь и попа есть но, черт, ребенок она. Балованный, залюбленный до невозможности. Иногда вдобавок ко всему еще и капризничает, вот как сейчас.

Дуется.

А я еле удерживаю на лице серьезную мину. Хочется и по носу ее щелкнуть, и начать подлизываться. Но нельзя вестись. Или плюнуть на все? Ну правда же, девчонка совсем.

Странно. Раньше я недолюбливал таких как Слава. Может, из зависти, вернее, скорее всего из зависти. Абсолютно точно. Смотрел на богатых деток в школе, хвастающих, что мама с папой брали их в Доминикану. Наблюдал, как одноклассников забирают родители, а затем они едут в кино, или еще куда-то. И ненавидел. Одноклассники разные были, и среди богатых деток находились не избалованные засранцы, а обычные ребята, но я тупо бесился. И не упускал возможности их уколоть. У меня ни хера, а у них — все.

И вот, смотрю я на Славу, и понимаю — у нее и было это всё. Вообще всё. Дорогим ресторанам она не удивляется, рот не открывает при виде роскоши. Принцесса, мать ее. И её мне не хочется делать обычной. Избаловали? И ладно, я продолжу эту славную традицию. Деньги, дорогой шмот, бриллианты, поездки — все, что угодно.

И похрен на то, что хотел не вестись на ее надутые губы. Ладно уж, спрошу.

— Ну? Чего дуешься? Сейчас лопнешь, красивая моя. Как надутая лягушка.

— Очаровательное сравнение, — фыркнула она, и одарила взглядом королевы на холопа. — Я не дуюсь, я до глубины души расстроена.

— И чем же?

— Тем, что ты весь спектакль, прости за слово, продрых!

О, сколько возмущения в голосе.

— Я не продрых.