Омар Хайям. Гений, поэт, ученый - стр. 21
– Аминь, – согласился Ярмак. – Покойся с миром!
В палатке Омар нашел свечу и напряженно всматривался в ее пламя до тех пор, пока девушка-руми, уснувшая среди набросанной в углу одежды, не встала и не наполнила ему кубок вином из кувшина.
Омар поднял было руку, чтобы разбить кубок о землю. Но тут он вспомнил, как Рахим предложил ему выпить вина той ночью, когда они разговаривали вдвоем в караван-сарае по дороге из Нишапура. Он взял кубок и выпил вина. Тепло разлилось по его озябшему телу. Девушка снова наполнила кубок, и Омар снова выпил. Он вздохнул и, ничком упав на подстилку, погрузился в бессильное оцепенение.
Пленница загасила свечу. Устроившись подле него, она наблюдала, как рассветные лучи освещают небо. Когда света стало достаточно, она нашла бронзовое зеркало и начала расчесывать волосы, задумчиво глядя на свое отражение. Уже не в первый раз у нее вот так внезапно менялся хозяин.
Далеко внизу в долине наконец-то установили шатер султана Алп Арслана.
Турецкие эмиры толпились у входа, по обе стороны ковра, и пытались разглядеть трех мужчин у начала ковра. Джафарак, как привилегированная персона, взгромоздился на сундук, откуда он мог видеть всех троих – Романа Диогена, императора католиков, и скромного маленького мусульманского раба, отыскавшего императора без сознания на поле боя и принесшего его к ногам Алп Арслана.
Сначала зрители наблюдали, как Романа Диогена, все еще закованного в латы, заставили встать на колени перед султаном. Алп Арслан поставил ногу на шею плененного императора, а затем поднял Романа Диогена и усадил на подушки по правую руку от себя.
Присутствующие напрягли слух и ждали первых слов, которые должны были быть произнесены между владыками Востока и Запада.
– Скажи мне, – небрежно начал Алп Арслан, – как поступил бы ты, окажись я плененным и брошенным к твоим ногам.
Выслушав переводчика, Роман Диоген поднял голову и на мгновение задумался.
– Я бы не стал с тобой церемониться и обошелся бы жестоко, – ответил он.
Улыбка осветила смуглое лицо султана.
– А какую кару, – настаивал он, – ты ожидаешь принять от моей руки?
Плененный император оглядел сосредоточенные лица своих врагов и задумался.
– Может быть, ты убьешь меня здесь, а может, закуешь в цепи и провезешь по всем своим владениям. Или примешь за меня выкуп.
Алп Арслан почувствовал в глубине души симпатию к этому христианскому монарху, которому нельзя было отказать в мужестве. Султана переполняло ликование от победы и от воспоминания о том, как он, Алп Арслан, попирал ногой шею римского самодержца.
– Знай же, – сказал султан, выдержав паузу, – что я решил уже твою участь.
Со своего места позади отца Сын Льва наклонился вперед, его руки, лежавшие на коленях, сжались в кулаки. Он не забыл пророчество, предрекавшее победу мусульман и смерть обоих владык.
– За тебя, – продолжал Алп Арслан, – я возьму выкуп и обложу ежегодной данью твой народ, а тебя я отправлю назад в твою страну с почетным сопровождением.
Детеныш Бесстрашного Льва глубоко вдохнул и откинулся назад на свое место. Если бы Романа убили здесь кривой турецкой саблей палача, Детеныш Льва ожидал бы исполнения оставшейся части предсказания молодого школяра из Нишапура.
Омар не мог спать. И хотя измученное тело его требовало сна, душа лишилась покоя. Его не покидало лицо Рахима, улыбавшегося той странной улыбкой, и все время стояло перед его мысленным взором. Тот Рахим все еще был Рахимом; но после его убийства он уже стал вещью, подобно деревянному сундуку. Его подняли, положили на землю в палатке, потом унесли. Как ни пытался Омар, он не мог избавиться от наваждения. Ему снова и снова вспоминалось, как они несли Рахима и как они его тело слой за слоем оборачивали в белую ткань.