Оля - стр. 4
Взгляд его несколько прояснился. Он с трудом поднялся и охнул, зажав между ног руки.
– Еще раз сюда сунешься – отрежу твои причиндалы, – пообещала я ему.
Он посмотрел на нож в моей руке и перевел взгляд куда-то в угол. Я проследила за его взглядом – там, на полу, лежали его пиджак и рубашка. Я подняла их, вышла в коридор, открыла входную дверь и выкинула шмотки в подъезд. Затем сняла с вешалки дубленку с шапкой и вышвырнула и их тоже.
Он, пошатываясь, вышел в коридор. Я ждала, держа дверь открытой. У самого выхода он остановился и повернулся ко мне, намереваясь что-то сказать. Я не собиралась его слушать.
– В подъезде оденешься, – сказала я.
Вытолкала его наружу и захлопнула дверь.
…
Лиза скрючилась на стуле. Я подняла ее и повела в ванную. Смыла кровь. Слава Богу, швы накладывать не придется. Зубы целы, синяк пройдет.
Сложнее было с возможными внутренними повреждениями.
Я уложила ее в кровать и накрыла одеялом.
– Если к утру боль не утихнет – поедем в приемный покой.
– Зачем?
– Затем. Тебя надо обследовать – вдруг он тебе повредил что-нибудь внутри.
– Не успел, – сказала Лиза. – Ты вовремя пришла. Он только начал меня пинать.
А если б я не заболела и не пришла домой сегодня вечером вместо того, чтобы вернуться завтра утром после смены?
Я сел на кровать рядом с ней.
Что же ты с собой сделала, Лиза?
Первый год мы прожили с ней душа в душу. С особыми откровениями друг к другу не лезли, но все же были довольно близки. Я работала в больнице. Лиза училась. На длинные праздники и каникулы мы уезжали к своим родным, а потом возвращались в город. И тетя Клава встречала нас горячими пирожками.
Лиза сдала летнюю сессию и уехала к родителям. В августе она вернулась, начался новый учебный год.
Первое время все шло как обычно.
А потом стало происходить нечто странное. И у Лизы появились деньги.
Поначалу я ничего не замечала. Да и когда мне было – я крутилась как белка в колесе чуть ли не двадцать четыре часа в сутки.
Первой среагировала на перемены тетя Клава.
– А что это ты, Лизанька, по утрам теперь никуда не торопишься? Уже не учишься, что ли? – спросила она как-то, когда мы втроем чаевничали на кухне.
Лиза бросила на меня быстрый взгляд и, слегка покраснев, ответила:
– Ну, что вы, тетя Клава! Я просто… перевелась на вечерний. А днем работаю… оператором… по приему платежей за сотовую связь.
– И когда это ты успела? – поинтересовалась я, пережевывая печенье.
– Еще в начале семестра, – сказала Лиза, не глядя на меня. – Тетя Клава, а можно еще чаю?
Если Клавдия Семеновна удовольствовалась таким объяснением, то я нет.
Я проанализировала последние недели, вспомнила ее поначалу редкие, а затем участившиеся ночные отлучки. Потом вспомнила, как среди ее вещей увидела несколько новых тряпок, причем явно недешевых. И сложила два плюс два.
Однажды вечером, почти ночью, когда тетя Клава уже спала, я дождалась Лизу и прижала ее к стенке.
– Давай выкладывай!
– Чего выкладывать? – попыталась отвертеться она.
– Все. Где ты была?
– Ты мне не мать, – огрызнулась Лиза.
– И именно поэтому ты мне все расскажешь. Немедленно.
Лиза хорохорилась, но было видно, что она испугалась. Наконец, она набралась смелости и брякнула:
– Я работала.
– Где? На панели?
Она дернулась, как будто ее ударили, но смолчала.
Почему-то вспомнились многочисленные газетные объявления типа «Примем на высокооплачиваемую работу девушек без предрассудков».