Олимпийские игры - стр. 11

В это время я замечаю, как гимнастки вместе с Татьяной Викторовной появляются в дверях кафе. Я умолкаю. Гречанка провожает их к столику недалеко от нашего.

– Ну что-дальше-то? – с нетерпением спрашивает меня Андрей.

Я вижу в его глазах искорки зависти.

– Потом доскажу, – отмахиваюсь я. Гимнастки усаживаются за стол напротив нас. Я наблюдаю за Татьяной Викторовной, но златокудрая Афина Паллада делает вид, что меня не замечает. Зато черноокая серебряная медалистка стреляет несколько раз по мне своим проникновенным взглядом. В дверях появляется недовольный Николай Саныч и направляется к нашему столику.

– Где ты все время шляешься? – набрасывается он на меня с упреками и смотрит на часы. – Пропустил тренировку. Опаздываешь на завтрак. Если так будет продолжаться и дальше, так ты не только не придешь последним к финишу, но и опоздаешь к старту.

– Не опоздаю. Я уже закончил, можем идти.

Мы дружно встаем и направляемся к выходу. Спиной я чувствую, как меня провожают два взгляда: один Афины Паллады, а другой – черноокой красавицы Афродиты. "И почему она на меня все время смотрит? – влетает в мою голову мысль при выходе из кафе. – Неужели я могу ее интересовать?"

На старт! Внимание! Марш! Я начинаю движение. Андрей выскакивает, как всегда, вперед. Я не мешаю его лидерству. Вырывающийся вперед на старте не всегда приходит первым к финишу. Это знает каждый марафонец. Думаю, что это знает и Андрей. Но ему нужно как-то лишний раз поддеть меня, показать свое превосходство: видишь, мол, умник, интеллигент мягкотелый, я впереди тебя на старте, и буду впереди тебя на финише. Я всегда буду впереди тебя. Перед стартом его все еще заботила мысль о моей ночной гречанке. Я же думал об Афине Палладе и ее советах. Когда он меня спросил за несколько минут до сигнала: "Что было потом? Ты мне так и не досказал". Я ему ответил: "А потом я ее трахнул".

Его физиономия перекосилась, как от зубной боли. По-видимому, ему было неприятно сознавать, что я где-то его обошел: и в минуту волнения он себя выдал. Мне же почему-то стало спокойнее от мысли, что я ничего не проиграю, если приду после него, но вот если я его опережу, то уже он явно проиграет мне.

Пробегаю первые сто девяносто пять метров. Они легкие. Я их преодолеваю на одном дыхании. Но вот остальные сорок два километра мне кажутся нескончаемыми. Лиха беда – начало. Итак, я начинаю свой путь. Я бегу по дороге, ведущей на Олимп. Как там учила меня Афина Паллада? Вначале "прегради свой обмен". То есть, я не должен думать о дороге, я должен думать о чем-то другом.

Я не должен замечать убегающей под моими ногами ленты, а также встречающихся мне на пути марафонцев. Если думать все время о дороге и соперниках, то можно сойти с ума за несколько часов. Сейчас эта дорога должна стать моей жизнью. Разве мы замечаем жизнь, когда мы живем. Нет, мы ее не ощущаем, так же, как и время, которое невозможно ощутить, потому что нельзя его остановить. Кажется, что вот поймал какое-то мгновение, зафиксировал его, но вот и уже оно потеряно, оно выскакивает у тебя из рук, как кусок скользкого мыла, и отлетает в необратимое прошлое. Только память хранит это мгновение. Может быть, наша память и есть жизнь. Вернее, наше ощущение жизни, ибо жизнь и дорога – одно целое, они самодовлеющи, как время и пространство, и неподвластны нам. И все же я неправ. Дорога – это время. А жизнь – это отрезок времени на ней. Так вернее.