Размер шрифта
-
+

Оленные люди - стр. 11

Так оно и было. Дед сам вынянчил его. Еще незрячего кормил, лелеял. Общался с ним как с человеком. Кэрэмэс понимал его с полуслова.

– Эмэбли[12], – коротко бросил Отакчан, увидев, как пес встрепенулся и побежал было вперед.

Кэрэмэс недоуменно взглянул на деда и нехотя вернулся к своему лежбищу. Он явно погрустнел.

– Сынок, привяжи его, так надежнее будет. Зачем ему силы тратить попусту? Пусть отдохнет, – оглянулся дед.

Виктор поймал собаку и привязал к кустику.

Отакчан долго шел пешком. Только когда разогрелись ноги, сел на учага. Ехал по речной гальке, старательно обходя каменистые места. Это не всегда удается. Кругом одни камни. Правда, гладкие, словно полированные. В течение скольких веков вода течет по ним в половодье, этого никто не знает. Проехав с километр, повернул налево и переправился через речку, впереди которой замаячили кадары[13]. Дед знал, что там пороги. По едва уловимой тропинке поднялся на пологий косогор. Дальше дорога пойдет по мари. Местность болотистая, зато легче оленям. Болота им не помеха. По воде нарты легче тянуть и копытцам не больно.

Лабаз стоял за речкой в глубине леса. Полозья нарт глухо бились о камни. После первого дождя вода на речке немного поднялась.

«Муку придется навьючивать, иначе намокнет», – подумал Отакчан, оглядываясь назад и видя, как вода захлестывает нарты.

Выбравшись на другой берег, едва углубился в редкий лесок, как олени внезапно испуганно шарахнулись в сторону.

– Чо-чо! – осадил их Отакчан и тут вдруг увидел, как прямо на него с раскрытой пастью несется лохматый белый медведь.

«Абага! – Отакчан мгновенно понял, в чем дело: он всю муку на лабазе выпотрошил из мешков, оттого и белый. – Однако люди без муки остались… Что же теперь будет?!» – мелькнуло в голове.

Старик с ходу понял, что перед ним тот самый зверь, с которым он схватился на речке Умбэ, защищая оленят. Он соскочил с оленя и громко подал голос: «Он онди, абага?!»[14] Но зверь не среагировал на человеческий голос и с ходу ударом лапы свалил одного из упряжных оленей, затем второго. Началась ужасная свалка. Олени заметались, как загнанные, глаза у них со страху выпучились, вот-вот вылезут из орбит.

Отакчан перекинул палку-тиюн в левую руку, а правой выхватил нож и коротким взмахом перерезал вожжи от мертвых оленей и выпустил с рук верхового оленя. Олень, почуяв свободу, панически рванулся в сторону и был таков. Старик машинально освободил еще двух-трех оленей. Те тут же помчались назад по тропинке, по которой только что ехали. Затем Отакчан, откуда только взялись силы и сноровка, скользя, рванулся к остальным оленям, намереваясь у всех успеть срезать вожжи и лямки, но вот беда – выронил нож. Затылком почувствовал дыхание зверя. Он резко повернулся и в отчаянии изо всех сил наотмашь ударил зверя тиюном по оскаленной морде. Тиюн переломился, но удар получился сильным и точным. Медведь ошалело рявкнул и, брызгая слюной, отпрянул. Отакчан прыгнул на другую сторону нарты. Зверь, оскалясь желтоватыми клыками, заревел и с дикой злостью вновь бросился на старика и подмял его под себя. «Люди ждут… Без муки остались…» – пронеслось в затуманенной голове старика, и он, теряя сознание, почувствовал, как что-то липкое и теплое потекло по лицу. Перед глазами пошли круги, и тут же стало темно, будто упал в бездну… В это время, откуда ни возьмись, появился Кэрэмэс. Пес стремительно прыгнул на спину медведя и с громким рыком вцепился клыками в его загривок. Зверь, заревев, крутанулся на месте, пытаясь стряхнуть с себя собаку…

Страница 11