Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке - стр. 16
Чтобы не сорвать программу работ, Ольховик разбил партию на две группы: одна откапывает трактора, другая продолжает маршруты. «Тундра вокруг тракторов превратилась уже в какое-то громадное болото, и посреди этого болота, как островки, торчали кабины тракторов… Наконец один трактор был освобождён до гусениц. Но случилась новая беда – он не желал заводиться. Двигатель был забит спёкшейся в камень грязью. Оба тракториста сутки бились около него, но вдруг пошёл дождь, яма заплыла жидкой грязью, и вся работа пошла насмарку», – писал Куваев. Съёмщики Кольчевников, Ольховик, Попов «закатывали» невероятные по длительности маршруты. Попов вспоминал: «Самостоятельные маршруты и полевое картирование по методическим указаниям разрешается инженерному составу. Студент-практикант числится коллектором, т. е. техником, не имеющим права самостоятельно проводить съёмку. При создавшихся условиях было сделано исключение: к ведению самостоятельных полевых работ как наиболее подготовленный был допущен Куваев… Все маршруты Олега были приняты как кондиционные и контрольных проверок не потребовали».
Сезон запомнился не только тонущими тракторами. Шла оттепель, в палатке бушевали споры. Куваев потом будет вспоминать: сам он был в лагере «сталинистов», а Попов возглавлял группу «Долой тиранов». Попов рассказывал: «В спорах, как и в других жизненных ситуациях, Олег был сдержан, по-настоящему интеллигентен. Ему нужна была не победа „во что бы то ни стало“, не торжество полемиста, а выяснение объективной картины спора, приемлемой если не всеми, то большинством шатровой палатки».
В августе, когда прекратились дожди, тракторы наконец удалось вызволить и даже оживить. Но в партии оставалось мало продуктов, а дальнейшие работы требовали высокой квалификации. В сентябре Ольховик решил отправить груз и откомандировать студентов, оставив в поле только кадровый состав. Куваева и Москвина нужно было доставить на мыс Нутепельмен у входа в залив Креста. Там бы их встретили колхозные вельботы, на которых парни должны были, перейдя сорокакилометровый залив, добраться до Уэлькаля. Однако, не доехав до Нутепельмена, измученный трактор встал: разорвало блок двигателя. Машина навсегда осталась ржаветь в тундре как памятник геологии XX века, а студенты, взвалив на спины рюкзаки, пошли пешком.
К мысу Нутепельмен вышли ночью. Пережидали шторм в землянке промысловика, у которого была дочь Анютка. «За эти четыре дня мы почти целиком съели молодого моржа, убитого охотниками по дороге; и никто из нас об этом „потерянном“ времени не жалел, ибо все наши дни были посвящены серьёзнейшим беседам с Анюткой и осмотрам её… хозяйства, в котором детские игры сочетались с настоящими заботами женщины-чукчанки… Мы оставили ей ворох „богатств“, ибо Анютке ещё предстояло коротать долгую зиму, без общества других детей, наедине с отцом, а в школу лишь через год, хотя она уже заботливо, до дыр изучила свой первый букварь», – вспоминал Куваев; эта девочка ещё появится и в его очерке «В стране неторопливых людей», и в рассказе «Анютка, Хыш, свирепый Макавеев».
«Над заливом каждый вечер повисали ужасные марсианские закаты на полнеба. Всё это меня окончательно доконало…» – так заканчивался первый полевой сезон Куваева на Чукотке, на всю жизнь определивший его географические и творческие ориентиры.