Окраина. Альманах - стр. 26
– Ты чего? Уж и за руку подержаться нельзя? Хорошо же гуляем.
Думаю, а вдруг опять я спутала чужие эмоции, напридумывала страхов? Даю ему кончики пальцев. Он берёт мою ладонь, но я отхожу, вытягиваю руку, и так мы идём дальше.
Матвей молчит и пытается приблизиться. Я отстраняюсь и жалею уже об этой прогулке. Не понимаю, почему он замолчал, смотрит и дышит так странно.
Мы приближаемся к кругу, где стоит моя сосна. Привычная дорога привела нас сюда. Может, подруга рассмотрит Матвея вблизи и скажет мне о нём всё как есть.
Я вхожу в круг, а Матвей задерживается на секунду за невидимой чертой. В этот миг сосна шепчет мне:
– Он опасен для тебя. Им движет похоть и жестокость.
Матвей рывком нагоняет меня. Я внутренне замолкаю от страха.
– Не могу больше, – глухо рычит он, слов почти не разобрать. – Сюда иди, недотрога.
Он притягивает меня. Вырываюсь, но движения скованы ужасом. Он сдирает с меня куртку, лапает, толкает на землю.
– Видишь, я не касаюсь волос, – глумливо говорит «друг».
И тут страх вырывается наружу, я ору, пронзительно, так, что у самой болят уши.
Матвей на миг останавливается, потом грязно ругается и вновь идёт на меня.
– Беги, – доносится до меня шорох сосновых веток.
И я бегу, вывернувшись из хватки Матвея. Бегу не прочь с этого места, а к сосне.
Выдыхаю:
– Спрячь-помоги.
И вижу, как дерево светится. Кора истончается и впускает меня. Шагаю в дрожащее древесное марево и замираю.
Я теперь едина со своей подругой. Стою в дереве, вижу мир со всех сторон. Передо мной озирается опешивший Матвей. Ходит вокруг, стучит по стволу, но нам с сосной не больно.
– Эй, ты где? – теперь я слышу и наглость, и жестокость в его голосе и вижу гнусные мысли. – Всё равно я тебя найду и…
Он не успевает договорить. Тяжёлая ветка с размаху опускается ему на голову, Матвей падает и спотыкается за вовремя выступившую из земли корягу.
Он падает с обрыва, но успевает схватиться за корень, торчащий прямо из отвесной стены. В следующий миг мы с сосной протягиваем нижнюю ветку и даём хлёсткую пощёчину обалдевшему от этого зрелища Матвею.
Тот скатывается кубарем вниз, теряя с каждым ударом свою самоуверенность и обуявшее его желание. И вот он на дне оврага. Лежит, не шевелясь.
Мне страшно. Смотрю с минуту на мерзавца, представляя, что я – мы с подругой – убили его, и мне страшно, хоть я и ненавижу его.
Но Матвей встаёт. Медленно, прихрамывая и озираясь, идёт прочь по дну оврага.
Я стою в сосне долго, и ничто не зовёт меня наружу. «Ты можешь остаться», – говорит мне сосна. Наверное, я действительно останусь здесь. Буду наблюдать за редкими людьми по ту сторону круга. И никто меня не найдёт…
Но тут голос выдёргивает меня из отрешённости:
– Маша! Машенька, где ты?
Мамин голос. Звук приближается, и вот мама уже на краю круга, плачет, зовёт меня.
Я отвечаю ей шорохом веток. Но мама смотрит прямо сюда, как будто увидела меня в дереве.
– Маша! – и бежит ко мне.
«Я пойду. Спасибо тебе», – говорю сосне. Подруга понимает. Тогда я выхожу навстречу маме.
Она спешит ко мне, но в последний миг останавливается. Помнит, что со мной надо держать дистанцию. Раньше надо было. А сейчас я сама подхожу к маме и обнимаю её. Она замирает, будто не верит, что я так могу. А потом плачет от радости, прижимает к себе, гладит по волосам. И мне не больно. Единственное, что я чувствую – нежность.