Окончательная реальность - стр. 57

– Умоляю, про дядю-коннозаводчика не надо. Про лошадей не могу слушать.

– Ну не хочешь про коннозаводчика, не слушай. Послушай про нефтяника. Знаешь, откуда название «ЛУКОЙЛ»?

– Неужели от Лучникова?

– Точно! В яблочко!

– Бред, – говорил я в таких случаях и хватался за голову.

В иные дни Лучников пребывал в более пессимистическом настроении. Наливал рюмку водки и говорил что-нибудь вроде:

– Эх, денег совсем не платят. Жить невозможно, цены вон как растут. Блин, надо в партию вступать. Стану Атиллой, или нет, Агенобарбом. Агенобарб Лучников – звучит! Честное слово, вступил бы в партию, но стыдно.

По утрам Лучников делал зарядку.

– Нужно быть в форме, Вильгельм. Мы еще ого-го, мы еще себя покажем, – говорил он и указывал на неизвестно где раздобытый и приклеенный к стене плакат журнала «Плейбой». Лилиана Мюллер – девушка апреля 1974-го.

Я физкультурой не занимался. Вместо физкультуры – велосипед. Если уж отправлялся на работу, то на велосипеде. Хороший дорожный аппарат, харьковского производства, стал для меня главным средством передвижения. Бывало, выедешь утром – сначала по проселочной дорожке, затем минут десять по шоссе с ветерком и выкатываешься на проспект. Красота! Здания высокие, как в Москве, на них огромные, во всю стену плакаты. Слева Леопольд Ильич учит: «Экономия – основа экономики». Справа предостерегает: «Ребята, давайте жить дружно!»

На работе полная хрень. Делать нечего. Вечером домой. Воздух свежий, пахнет костерком. В общем, когда тепло, жить можно, даже ностальгия какая-то…

22 июня 1976 года я на работу не поехал. Сидел в своей комнате у окна, перечитывал «Робинзона Крузо». День серый, ночью прошел дождь. Гляжу, шагает, перепрыгивая лужи, наш участковый – Шура Боббер.

Боббер был хорошим парнем. Хорунжий народной милиции, он обслуживал мой район. В 76-м ему, наверное, еще не исполнилось тридцати. Вид у Боббера, как всегда, забавный. Фуражка на двинута на глаза, форменная гимнастерка нового образца и при этом штатские отутюженные брюки. В довершение картины – на ногах войлочные ботинки «прощай молодость» на молнии.

Перепрыгнув очередную лужу, Боббер повернул к нашей двухэтажке.

Неужели ко мне? Странно. Не успел я дочитать страницу, в дверь позвонили.

Ну, точно – Боббер. Интересно, зачем пожаловал.

– Здравствуйте, Вильгельм Павлович, а я к вам.

– Проходите, – говорю.

– Решил сначала домой заглянуть, может, застану. Знаю, – он хихикнул, – не любите по вторникам да еще в плохую погоду на работу выбираться.

– У меня библиотечный день.

– Понятно, понятно. Да я по другому вопросу. Посылка у меня для вас, конвертик.

– Вы, Шура, вроде не почтальоном работаете?

– Пока, слава Богу, не почтальоном, но посылка по нашей линии пришла.

– Что это значит? – Я удивился.

– Вам лучше знать. Мое дело посылку передать, гостя вашего встретить и сюда доставить.

Шура любил прикидываться дурачком, но парень он был умный. Вот и тогда его внимательные голубые глаза смотрели из-под пластмассового козырька фуражки с неподдельным интересом. Он протянул плотный картонный конверт. Надписей на нем не было, но сразу стало ясно – конверт заграничный. Да и не конверт это вовсе, а, скорее, картонная упаковка.

– А что за гость, вроде не жду никого? – спросил я, вертя в руках таинственную посылку.