Окно призрака - стр. 9
Бернард взглянул на наручные часы, затем проследил за одинокой каплей чая, стекавшей по дну чашки, и с тяжелым вздохом кликнул по иконке графического редактора. С монитора, светясь счастливыми глазами, на него смотрела пара: блондинка с темнеющими корнями волос, губы которой были ярко обведены по контуру, и мужчина с пухлыми щеками. Этот самый мужчина, имени которого Бернард не спросил, два дня назад пришел в студию и попросил обработать фотографию для последующей печати на холсте.
– Хочу сделать жене подарок на годовщину нашей свадьбы, – сказал тогда клиент. В реальности его щеки были еще пухлее, и, судя по сбивчивому голосу, он сильно запыхался, пока поднимался в студию.
– Конечно, без проблем, – ответил Бернард, не разделяя энтузиазма клиента, – для каких целей люди приносили фотографии, ему было все равно.
Для него это была всего лишь работа, и с таким предложением к нему обращались уже не единожды, хотя каждый раз Бернард отмечал, что никогда не сделал бы такое для себя или кого-то близкого – искренние эмоции не нуждаются в графической ретуши и ярком, симпатичном фоне.
Впрочем, все упрощалось еще и тем, что он ни с кем не встречался и не испытывал потребности в чьей-либо компании. У него было увлечение – фотография, – на которое уходило все свободное время. Этого вполне хватало.
Подперев голову рукой, он щелкал мышкой и пытался довести фотографию до состояния, которое хотел видеть заказчик. Механическая работа заставляла Бернарда задумываться о том, что он делает со своей жизнью что-то не то. Однако это входило в его обязанности и материально поддерживало студию. Благодаря этим заказам Бернард мог заниматься фотографией в свое удовольствие, в свободное время отснимать пленку за пленкой, а потом закрываться в проявочной и наблюдать, как под красным светом проступает изображение на поверхности светочувствительной бумаги.
Закончив с фотографией парочки, Бернард достал из рюкзака две катушки с пленкой и положил их в нижний ящик стола, где накопилось уже с десяток их близнецов, если не больше. Только за последние сутки он отснял две полные пленки. Первая катушка ушла на вчерашнюю бурю. Деревья, гнущиеся от шквалистого ветра, молнии, рассекающие небосвод, вспученные тучи, силуэты в окнах на фоне теплого света – Бернард был уверен, что половина снимков не получится, – гроза набежала моментально, погрузив город во мрак, однако несколько кадров точно окажутся великолепными. В этом, в том числе, и заключалась вся прелесть пленочной фотографии, да и фотографии в целом – можно сделать много-много фото и получить всего парочку хороших снимков, но испытываемые при этом эмоции не сравнимы ни с чем. Ты будто золотоискатель, долго и нудно до боли в ногах и руках просеиваешь песок, грязь и камни, чтобы найти крошечную золотую крупинку, и когда находишь ее, начинаешь плясать от радости.
Вторую пленку он отснял утром. После истерики, обрушившейся штормовым ливнем, погода выдохлась и успокоилась. Даже будто впала в кому. Бернард специально выехал с утра пораньше, чтобы успеть запечатлеть тишину и покой. Листья не колыхались, будто застыли, как искусственные, отмытые дождем и местами еще поблескивавшие. Лужи на асфальте казались разбросанными осколками зеркал, а вязкий туман клочьями застрял в тонких ветвях засохших деревьев. Бернард даже обошел здание похоронного бюро, чтобы сфотографировать оставленную хулиганами надпись на своем окне. Выглядело это жутковато, но ее стоило запечатлеть, прежде чем стереть.