Охотники за сокровищами. Нацистские воры, хранители памятников и крупнейшая в истории операция по спасению мирового наследия - стр. 37

Причина была очевидна – для остальных просто не оставалось места. За участком «Юта» Роример обнаружил не тихую французскую провинцию, какой она была еще пару месяцев назад, но кишащий солдатами город. Картина, открывавшаяся в заливе, «ошеломляла и впечатляла», как выразился Джон Скилтон, офицер отдела по связям с гражданской администрацией и населением, позже ставший одним из хранителей. Вплоть до горизонта канал был забит кораблями, ожидающими своей очереди на швартовку. Берег кишел войсками, вода – солдатами, бредущими на берег. Тысячи серебристых истребителей защищали их от немецкой авиации. А сразу за пляжем начиналась пробка. «Никогда в своей жизни я не видел такого количества транспорта всех видов и размеров, – писал Скилтон. – Вся дорога, насколько хватает глаз, сливается в одну непрерывную череду машин».

Но только оказавшись в колонне, направлявшейся на передовую, к штабу, Роример осознал масштабы происходящего. Кругом открывался пустынный пейзаж из разбомбленных землянок, искореженных заграждений и изрезанной колеями земли. Гигантские эвакуаторы стаскивали в кучи раскуроченные машины, а останки орудий и укреплений тихо ржавели у дороги. Над головой не смолкал рев самолетов. Грохот от воздушной бомбардировки сливался с взрывами мин. Большинство мин обезвреживалось саперами, но на некоторых подрывались несчастливцы, военные или гражданские. «Вести учет культурному ущербу посреди зияющих воронок и обгоревших остовов домов, – описывал Роример свои первые впечатления от Нормандии, – это все равно что пытаться разливать вино по лопнувшим бочкам».

Командование передовой – несколько километров деревенских домиков и тентов – оказалось столь же неорганизованным, как и береговая линия. Казалось, что опоздавшего на день Роримера здесь никто не ждал. Чтобы найти, кому доложить о своем прибытии, ему пришлось прошагать несколько километров туда и обратно. Командир предупредил его о минах-ловушках, которые немцы прячут в шкафах, на церковных скамейках и даже на трупах, и вернулся к своим картам. И все. Теперь Джеймс Роример был предоставлен самому себе. Он сел и задумался о том, с чего бы ему начать.

Но долго размышлять он не стал. Одно дело быть восемнадцатилетним мальчишкой, которого отправили биться не на жизнь, а на смерть с такими же восемнадцатилетними. Даже сержанты и майоры знали, что сражаются не с монстрами, а с такими же профессиональными военными, как и они, только одетыми в форму других цветов. Для большинства солдат война была результатом стечения обстоятельств. Но другое дело, когда война становится делом всей жизни, как для Джеймса Роримера. Гитлер впервые напал на мировое искусство в 1939 году, после вторжения в Польшу, где специальные отряды занимались уничтожением памятников и кражей произведений искусства. Решающей стала кража и отправка в Нюрнберг алтаря Вита Ствоша – национального сокровища Польши. Затем нацисты украли «Даму с горностаем» Леонардо да Винчи – одну из примерно полутора десятков картин, несомненно принадлежащих кисти Леонардо, – а вместе с ней полотна Рембрандта и Рафаэля. Все эти произведения искусства, кроме алтаря Вита Ствоша, были частью знаменитой коллекции Чарторыйских, одной из крупнейших в Польше. И с тех пор никто об этих картинах не слышал. Спустя год пала Западная Европа, и факты уступили место слухам и домыслам. Но даже и тогда художественный мир узнавал, что музейные коллекции, как крупные, так и не очень, систематически демонтировались и вывозились в Германию. Для американских и английских музейщиков высадка в Нормандии стала первой возможностью не только узнать, что именно происходило за нацистским темным занавесом, но и начать исправлять причиненный ими вред. И Джеймс Роример не собирался протирать штаны за столом, пока у него на глазах творилась полная драматизма история искусства.