Охотники за памятью - стр. 8

– Пусть заходит, – раздался из-за двери женский голос. Судя по всему, старушечий.

– Ну всё, удачи! – Рихс хлопнул меня по плечу и спустился с крыльца. Я потянул дверь за ручку.

В избе Види (ох, только бы не захихикать, это будет катастрофически невежливо!) было светло и тепло, пожалуй, даже жарковато. Пылал огонь в открытой печи, горело штук шесть свечей, расставленных по комнате. Обстановка здесь была явно побогаче, чем в деревушке Руба: и шкаф имелся, и сундук, покрытый разноцветным домотканым полотном, и вышитые занавески на окнах.

Видящая сидела в кресле-качалке, будто растёкшись и заполняя его, как тесто квашню. Она оказалась и впрямь старухой: если Рубу я бы дал лет восемьдесят, то ей – на его фоне – все сто двадцать. Белые волосы были завязаны в узел на затылке, пухлое тело утопало в стёганом тёмно-синем халате, перетянутом на талии чем-то вроде вязаного шарфа. Видящая смотрела на огонь в печи, но, услышав, что я вошёл, перевела взгляд на меня. И я замер, будто меня пригвоздили к месту.

Видящая была слепой. Это становилось понятно, стоило только разглядеть совершенно белые глазные яблоки, испещрённые красными прожилками. И в то же время…

Она видела.

Она видела меня насквозь.

На самом деле жуткое ощущение, скажу я вам. Я успел подумать, что она вполне способна пересчитать все петли моих кишок, если понадобится… и тут она глубоким и звучным голосом произнесла:

– Крейвер.

– Да, госпожа, – вырвалось у меня прежде, чем я понял, что произошло.

Она позвала меня по имени. И я отозвался!

Вот так, легко и просто. Я будто бы всегда знал это имя… И несколько мгновений искренне недоумевал – а что я здесь делаю? Мне нужно было узнать моё имя? Что за глупости, я и так всегда его знал!..

И только потом до меня дошло.

Я опустился на одно колено и склонил голову. Я не знал, почему это сделал – просто чувствовал, что так надо. Я только что получил величайший дар – и нужно было подобающим образом выразить свою безграничную благодарность.

– Крейвер, двадцать четыре оборота, – добавила Видящая, и я склонился ещё ниже. Пока ещё не понятно, как сопоставить местные обороты с привычными мне годами, но, если в каждом обороте по четыре сезона, это должно быть что-то близкое… Или нет? А, неважно. Теперь у меня есть и имя, и возраст. И это значит, что я существую в этом мире, каким бы образом меня сюда ни занесло.

– Ну, вставай, парень, – сказала Видящая тоном заботливой бабушки. – Теперь, когда самое важное позади, можно и перекусить, согласен? Поможешь старой женщине? Будь добр, налей отвара в кружки да принеси сюда миску с пирогами со стола, – она указала поочерёдно на низкий столик рядом со своим креслом, на печь, где в круглой ёмкости булькала какая-то ароматная зелёная жидкость, на полки над столом, где виднелась посуда, и на сам стол, на котором стояла миска с теми самыми пирогами.

Поднявшись, я торопливо выполнил просьбу-приказ, вложил в старческие руки чашку с отваром и пирог и уселся прямо на пол перед столиком, не найдя никаких табуретов или скамеек. Видящая ободряюще кивнула и отхлебнула отвара.

– Вот и ещё один вынырнул в наш мир, беспомощный, как новорождённый, – нараспев произнесла она. – И мир принял его, и направил по какому-то пути, а объяснить ничего не объяснил… Жестоко. Но что поделать… – она тихонько вздохнула. – Тебе, наверное, интересно, кто я такая и откуда знаю о тебе то, чего не знаешь даже ты сам? Я разочарую тебя: мне и самой это неизвестно. Я живу во Мриге уже очень, очень много оборотов. Со счёту сбилась, по правде говоря… И даже не помню, была ли у меня когда-то другая жизнь. А в чём сейчас состоит моя жизнь, моя судьба? Ко мне просто приводят новеньких, я смотрю на них – а ты ведь заметил, что глаза мои незрячи? И это единственное, что я могу видеть: вашу истинную суть. И я дарю вам это знание. А взамен прошу одного: налить старой беспомощной женщине отвара…