Охотники за новостями - стр. 13

Свободные парихмахеры курили снаружи сорококопеечные сигареты «Мтквари» (очень скверное курево, которое преподносило сюрпризы – иногда сигарета не раскуривалась и в расковырянном бумажном патроне оказывалась щепка наглухо загородившая цилиндр) и вели местные разговоры о политике.

«Звиад – это голова, – говорил один другому, – Он нас вытащит вот увидишь, Котэ, он нас вытащит. Попомни мои слова. Интеллигентный человек, поэт, переводчик. Он нам не чета, не какой-нибудь…, – (он хотел сказать: парикмахер, но из самоуважения сдержался и поведя глазами в сторону остановил их на подъехавшем такси) продолжил, – Не какой-нибудь там таксист, кацо, – но это ему показалось малоубедительным и он опять поискал глазами и приметив проезжавшего на мотоцикле с коляской гаишника, продолжил. – или там, милиционер. Нет, Котэ, он не какой-нибудь милицинер, он дело знает. Конечно я ничего плохого не хочу сказать о милиционерах, ни тем более о таксистах, благослави их Господь, особенно таксистов, но Звиад то не таксист. он человек другого масштаба, личность! Он нас вытащит».

Котэ молча курил и судя по его пассивности, не разделял оптимизма своего коллеги, которому, как назло было необходимо подтверждение верности своих слов,

– Что я не прав? Разве неверно говорю? – китпятился тот, – Звиад интеллигентный человек, поэт и сын поэта…

– Писателя, -негромко поправил Котэ, бросая окурок в урну, до которой он не долетел.

– Что?

– Его папа был писатель, не поэт.

– Ну и какая разница? Это одно и тоже! Поэт и писатель они как две стрижки – «на нет» и «полу-бокс». Не так?».

Котэ угрюмо молчал. Вероятно его грызли сомнения, но он не хотел их высказывать потому, что ни в чём не был уверен. Он повернулся и пошёл к входу, на пороге остановился и бросил через плечо:

– Когда я был маленьким – хотел стать врачом, лечить людей.

– Ты это к чему?

– Ни к чему, так просто. Был бы мой папа доктором, я бы тоже стал доктором.

– А кем был твой отец?

– Официантом.

– А почему же ты не стал официантом?

Котэ пожал плечами.

– Ну парикмахер лучше, чем официант, – уверенно сказал первый не дождавшись ответа, – А твой сын уже станет доктором.

– У меня нет сына.

– Ну будет же…

Котэ вошёл в парикмахерскую. В витрине было видно, как он подошёл к пустому креслу и сел в него сам в ожидании следующего клиента.

«Хотя лучше бы ты стал доктором, – пробормотал ему вслед словоохотливый „звиадист“. – Ну какой из тебя парикмахер, кацо?! Ножницы и расчёску правильно держать не можешь. Шёл бы в доктора. Или в таксисты или в автоинспекторы».

Заведение, куда мы направлялись, привлекало нас близостью, относительной чистотой и цифрами в меню – аппетитный горячий шницель, залитый глазуньей, стоил какие-то совсем небольшие деньги. Последний пункт был для нас особенно актуален по причине довольно плачевного состояния бюджета нашей «Иберии».

Но в тот день настроение у нас не лучше бюджета, и от того, не считаясь с его дефицитом, мы спросили по порции «Энисели»*

(*Примечание – Энисели – сорт грузинского брэнди). Потом, как это обычно бывает, ещё… и ещё……

Грустили мы за отсутствием перспектив. Вся штука в том, что «Иберия» находилась на тот момент в состоянии куколки:

В один прекрасный летний денёк всякая, не слопанная воробьями, и уважающая себя за это гусеница, превращается в куколку, в этакий неподвижный кокон, спрятанный где-нибудь под лепестком дикой розы или листом кизила. Так и мы – программу-минимум (обзаведение клиентами-подписчиками и закрепление на информационном рынке) исполнили; то есть гусеницей быть вроде бы перестали и было самое время продолжать развиваться дальше, становиться бабочкой, чтобы расправив крылья с причудливыми узорами и завив цветочным нектаром усы, флиртовать со встречными лимонницами да павлиноглазками; но, и в этом «но» заключалась наша профессиональная трагедия, мы не имели программы максимум.