Охота за кукольной головой - стр. 32
– Руслана, а давайте, все вместе сфотографируемся, – восторженно предложил профессор.
– Василий Порфирьевич, Вы только не обижайтесь, но я очень не люблю фотографироваться. Да и в моих…, скажем так, детективных делах, такие вещи не приветствуются. – Извиняясь, проговорила я.
– О, я всё понимаю, конечно, Руслана, ты права. Это я, старый дурак, совсем об этом не подумал. – Сокрушённо покачал головой профессор.
Чтобы Василий Порфирьевич сильно не расстраивался, я достала из сумочки коробочки с пирожными, банку с кофе и бутылочку французского коньяка. Увидев такое богатство, профессор аж до слёз расчувствовался, быстро потащил меня на кухню и стал суетиться с чайником, тарелочками и всякими вазочками. Я помогла Василию Порфирьевичу накрыть на стол и категорически отказалась от рюмочки коньяка, сославшись на то, что я за рулём. На самом деле, я решила, что после вчерашнего, коньяка мне, действительно, хватит. После того, как мы выпили по чашечке кофе и съели по пирожному, профессор пригласил меня пройти с ним в его кабинет. Я вынула из сумки куклу с запиской и проследовала за учёным мужем.
Когда профессор удобно расположился за своим рабочим столом, я взяла записку и пояснила, что мне необходимо узнать:
– Василий Порфирьевич. Дело у меня вот к вам какое: понимаете, недавно я совершенно случайно, прямо на дороге нашла вот это чудное создание. А в кармашке её фартучка вот эту записку. Сами понимаете, меня это всё крайне заинтересовало тем более, что письмо весьма тревожного содержания. Выжмите, пожалуйста, всё что можно из этого послания. – Умоляюще, попросила я профессора.
Василий Порфирьевич, взял у меня и куклу, и записку. Сначала профессор занялся письмецом. Изучил послание с помощью мощной лупы, затем, положил записку на подставку микроскопа и стал внимательно всё разглядывать. Одновременно с этим занятием, профессор что-то быстро писал на рядом лежащем листе бумаги. Затем, Василий Порфирьевич, взял записку, свой листок, куколку, открыл дверь, как я уже знала, ведущую в лабораторию и скрылся там. Я немного удивлённая поведением профессора, осталась сидеть в кабинете. Мне было непонятно, зачем профессору понадобилась кукла. Но никаких вопросов я, естественно, задавать не стала. В конце концов, учёный муж прекрасно знает, что делает. Задачу я ему определила, а уж как он будет её решать, меня не касается. Захочет – сам расскажет. Ну а если не расскажет, так и не надо. Василий Порфирьевич отсутствовал довольно долго, примерно минут сорок, я уже начала волноваться, но вот, наконец, дверь лаборатории открылась и на пороге возник очень довольный Василий Порфирьевич. Профессор прошёл к своему столу, уселся за него, положил перед собой куклу, записку и свой почти весь исписанный лист бумаги. Посмотрев на меня внимательными и пронзительно голубыми глазами, учёный муж произнёс:
– Так, так, так, Руслана. Сначала по записке. Это однозначно женский почерк, писала девочка от десяти до двенадцати лет. Точно не больше и не меньше. Очень торопилась, страшно волновалась, плакала, я подозреваю, что даже рыдала. Есть все следы, указывающие на этот факт. Написано это послание примерно дней пять назад. Кусочек листочка оторван от обыкновенного тетрадного листа в клетку. Я на всякий случай снял с него отпечатки пальцев. Так что, твои, Руслана, папиллярные рисунки у меня есть. – Засмеялся Василий Порфирьевич. – Теперь по поводу куклы. Я, Руслана, без твоего на то позволения, извиняюсь, раздел милашку и тщательно её осмотрел. Если тебе уже кто-нибудь сказал, что это работа известного немецкого кукольного мастера Карин Лостницер, то ты не верь. Это очень хорошая, качественная ПОДДЕЛКА. Мне нужно некоторое время и я…, наверное, уже завтра смогу назвать тебе фамилию мастера, который изготовил такую отличную подделку. Позвони мне, ну… скажем завтра часиков в два, и ты получишь очень интересную информацию.