Охота за древом. Стихи и переводы - стр. 22

For we cannot help agreeing that no living human being

Ever yet was blessed with seeing bird above his chamber door —

Bird or beast upon the sculptured bust above his chamber door,

                      With such name as «Nevermore.»

В дом с крыльца скользнул я тенью, от себя гоня в смятеньи

то, что даже в сновиденьи смертным видеть не дано.

И когда замкнулся снова круг безмолвия ночного,

в тишине возникло слово, тихий вздох: «Лино… Лино…?».

Но услышал лишь себя я – эхо, мне шепнув «Лино…!»,

                      смолкло, вдаль унесено.

Только дверь за мной закрылась (о, как гулко сердце билось!),

вновь усиленный молчаньем, оттененный тишиной

тот же звук раздался где-то. «Что ж, – подумал я, – раз нету

никого там, значит, это ветер воет за стеной.

Просто ветер, налетая из зимы, из тьмы ночной,

                     бьется в ставни за стеной!».

Настежь тут окно раскрыл я. Вдруг зашелестели крылья

и угрюмый черный ворон, вестник древности земной,

не чинясь, ступая твердо, в дом вошел походкой лорда,

взмах крылом – и замер гордо он на притолоке дверной.

Сел на белый бюст Паллады – там, на притолоке дверной,

                     сел – и замер предо мной.

От испуга я очнулся и невольно улыбнулся:

так был чопорен и строг он, так вздымал он важно грудь!

«Хоть хохол твой и приглажен, – я заметил, – но отважен

должен быть ты, ибо страшен из Страны Забвенья путь.

Как же звать тебя, о Ворон, через Стикс державший путь?»

                        Каркнул ворон: «неверррнуть!».

Что ж, не мог не подивиться я руладе странной птицы:

хоть ответ и не был связным, к месту не был он ничуть,

никогда б я не поверил, чтобы в комнате над дверью

видел этакого зверя кто-нибудь когда-нибудь —

чтоб на мраморной Палладе вдруг заметил кто-нибудь

                       тварь по кличке «Неверррнуть».

But the Raven, sitting lonely on the placid bust, spoke only

That one word, as if his soul in that one word he did outpour.

Nothing farther then he uttered – not a feather then he fluttered —

Till I scarcely more than muttered «Other friends have flown before—

On the morrow he will leave me, as my Hopes have flown before.»

                      Then the bird said «Nevermore.»

Startled at the stillness broken by reply so aptly spoken,

«Doubtless,» said I, «what it utters is its only stock and store

Caught from some unhappy master whom unmerciful Disaster Followed fast and followed faster till his songs one burden bore —

Till the dirges of his Hope that melancholy burden bore

                     Of «Never – nevermore’.»

But the Raven still beguiling all my fancy into smiling,

Straight I wheeled a cushioned seat in front of bird, and bust and door;

Then, upon the velvet sinking, I betook myself to linking

Fancy unto fancy, thinking what this ominous bird of yore —

What this grim, ungainly, ghastly, gaunt, and ominous bird of yore

                        Meant in croaking «Nevermore.»

This I sat engaged in guessing, but no syllable expressing

To the fowl whose fiery eyes now burned into my bosom’s сore

This and more I sat divining, with my head at ease reclining

On the cushion’s velvet lining that the lamp-light gloated o’er,

But whose velvet-violet lining with the lamp-light gloating o’er,

                         She shall press, ah, nevermore!