Охота на охотника - стр. 39
Немец не вспыхнул, но экипаж полез наружу. Двое было. Медлить я не стал, сразу показал кулак, и подали следующий снаряд. Стреляная гильза, ещё дымящаяся от сгоревшего пороха, вылетела наружу, и её отпихнули в сторону. Довернув штурвалы наводки, я скомандовал:
– Выстрел!.. Выстрел!.. Выстрел!..
Второй танк вспыхнул сразу, аж столб мощного огня ударил из башенного люка. Третий снаряд поразил третий танк, но тот, покачиваясь, продолжал катиться да стрелять. Брали на испуг. Удивило. Вторым снарядом я его поразил, и тот нехотя зачадил. Только тут экипажи оставшихся трёх танков и двух бронемашин (кстати, к ним ещё пушечный броневик присоединился) поняли, что что-то не так. Победный марш уже не выглядел лёгкой прогулкой, а за танками шла пехота.
А что, тут нет линии обороны, справа и слева соседей нет. Немцы уже охватывали город, беря его в клещи. Дивизия, по сути, драпала. Однако ясно, что из ловушки, из мини-котла, вырвутся единицы. А вот штаб дивизии успевал. Поэтому тут у нас скорее видимость атаки была, и то потому, что кто-то остался и продолжал стрелять. Из сорокапятки, как я понял. Хотя то место, где она стояла, уже перепахали. Довольно долго две батареи гаубиц работали.
Четвёртый танк я подловил точно в борт и, видимо, попал в баки, он не сразу загорелся. Тоже додумался разворачиваться на месте, подставляя борт. Два оставшихся танка пятились задом, их экипажи умнее. Вот следующим я поразил броневик – колёсный, слишком шустрый, мог удрать. Тот уже заложил пологую дугу и разгонялся, уходя в тыл. Первый снаряд вырвал ему заднее колесо, отчего броневик перевернулся, второй угодил точно в днище.
Бумкнуло с грибком взрыва. В боекомплект попал, похоже, хана экипажу. Несильный взрыв, пушечка у броневика была слабая. Потом два оставшихся танка добил, в первый самый, что не горел, два снаряда всадил, пока он не загорелся, и дальше оба бронетранспортёра поразил. И эти горят. Дальше показывал растопыренные пятерни и бил осколочными по пехоте. Та залегла, расползалась, но я их в прицел видел и поражал.
Жаль, снаряд не самый мощный, но главное, потери те несли, пока не выдержали и не побежали. Тут я зачастил выстрелами. В стороне была дорога, трасса на Бобруйск, там колонна немецких грузовиков спокойно себе шла, как будто танки их рядом не горели, в километре от трассы. Пришлось разворачивать пушку, поднимая станины, и снова прицельно бить. Правда, дальность полтора километра, однако один грузовик загорелся. Второй взорвался – груз сдетонировал. Дорога тут же очистилась.
Иногда я слышал шум и не мог понять, что это – похоже, орали. И мельком обернувшись, увидел, что окоп набит моими бойцами, тут же и два командира отделения, включая моего зама. Он наблюдал в мой бинокль, который я положил на планшетку, как горит вражеская техника, и сообщал остальным, что и вызывало вопли радости.
– Покинуть позицию! – скомандовал я. – Сейчас нас тут накроют снарядами. В землянку ротного. Быстро!
Бойцы передавали друг другу приказ (не все его расслышать могли, оглушены), и вскоре окоп был очищен, даже мой расчёт убежал, я их отпустил. Прибрав четыре полных ящика снарядов, один полупустой и орудие следом, я забрал вещи и побежал за остальными. Едва успели, и вот на месте окопа поднялись два высоких песчаных фонтана, а потом двадцать минут батарея из пяти орудий (дрон показывал, где те стоят) перемешивала наши позиции с песком.