Охота на Менелая - стр. 37

Самым противным было то, что унизительный разговор слышали посторонние. Надин Чернышёва так старательно вытягивала шею, так внимательно смотрела на сцену, что можно даже не сомневаться, уж она-то не пропустила ни единого слова. До чего ж вредна! И при этом порочна, а ведь всё при ней – хороша безмерно, да к тому же сильна и полна жизни, и при этом путается со старым развратником. Дмитрий не понимал этого и мог объяснить подобное поведение лишь внутренней червоточиной, врождённой гнилью души. Хотя, если уж быть честным, его нынешняя любовница недалеко ушла от красотки Надин.

Бабы, чёрт бы их побрал! Да пропади они все пропадом! Кто их поймёт?! Уж точно не князь Ордынцев… Впрочем, зачем о них вообще думать? Нужно сосредоточиться на деле. Это сейчас главное. Злость наконец поостыла, Дмитрий собрался с мыслями и принялся вспоминать известные факты о торговце гашишем. Хорошо бы, Закутайло оказался прав. Если этот Гедоев – действительно связник и через него они смогут выйти на шпиона, тогда ссора с генерал-губернатором не повредит делу. Новый помощник Афоня должен был проводить торговца гашишем до въезда в Петербург, а при удачном стечении обстоятельств даже довести Гедоева до самого его дома. Вот тогда и появится возможность обложить шайку, пройти по цепочке от связника к хозяину. Наверное, для слежки понадобятся ещё люди, но на этот случай у Дмитрия имелось письмо адмирала Грейга на имя генерала Бенкендорфа. Вспомнив о письме, Ордынцев вдруг осознал, что не сумеет им воспользоваться. Все начальники отбыли в Первопрестольную, и до окончания коронационных торжеств никто из них возвращаться не собирался.

Но Афоня с подопечным уже выехали в Петербург, и самому Дмитрию задерживаться в Москве не имело смысла. «Ничего! Как-нибудь справимся», – решил он. В крайнем случае, можно будет привлечь к слежке собственных дворовых. Так он и сделает! Второго провала Дмитрий себе позволить не мог. Теперь его волновала только скорость передвижения. Он менял лошадей и отправлялся дальше, не останавливаясь на отдых или ночлег, и спустя трое суток после бесславного посещения раута у Зинаиды Волконской вошёл в вестибюль своего дома на Литейном проспекте Петербурга.

Этот трехэтажный особняк стал последним, к чему приложила свои золотые руки княгиня Татьяна Максимовна. Она закончила отделку комнат всего за полгода до своего отъезда в Рим. Дом был выстроен по типу итальянских палаццо.

– Дом напомнит тебе обо мне, а мне – о тебе, ведь мы будем видеть одно и то же – изящные силуэты римских дворцов, – сказала княгиня Ордынцева, прощаясь с сыном, и, как обычно, оказалась права.

Дмитрий часто вспоминал о родителях, но здесь – особенно. О тонком вкусе княгини напоминали росписи стен и плафонов, искусные узоры наборных паркетов и гармонично вписанная в интерьеры старинная мебель, а картины были миром отца. Ордынцев вошёл в холл и… вздохнул с облегчением – он наконец-то вернулся домой. Скорее к себе – вверх по резной лестнице, потом – по коридорам, а вот и его комнаты… Дыхание родного дома развеяло заботы, прогнало раздражение. Хорошо, что Дмитрий за счет бешеной скачки выиграл для себя несколько дней. Можно будет поваляться в постели и ни о чём не думать. Это было тем проще, что ездить с визитами более не требовалось – Петербург опустел.