Охота на единорога - стр. 26
Когда, таким образом, резко проявился языковый барьер между ними, Асман решил обучить Лейлу языку, на котором они могли бы говорить. Но ему почему-то. – Он так и не понял отчего, – захотелось, чтобы она говорила с ним по-арабски, тогда как все его предыдущие наложницы говорили на фарси, и только одна была турчанкой, но тоже мгновенно освоила фарси.
Воюя налегке, он немного гордился в душе тем, что не пожелал взять в поход даже половины гарема, но когда появилась Лейла, неудобства боевого аскетизма сразу дали о себе знать, хотя девушка-то неудобств этих не ощущала и, видимо, ни о чем таком не мечтала. Но он приказал освободить для нее шатер, и Лейла поселилась в шатре главнокомандующего. Тот вытеснил из походного жилища своего заместителя, и так по нисходящей: все армейское руководство переселилось, на время жительства при войске Лейлы, в шатры и палатки рангом ниже.
В шатер, где Лейла первое время жила одна, каждое утро вносили ванну с теплой, пахнущей мятой водой. Это была серебряная посудина, формой похожая на пиалу, а запах прочно ассоциировался с чаем, который пила ежеутрене их семья, и Лейла не знала поэтому, что и думать. Она чуть не сошла с ума, когда к ней в первый раз внесли эту огромную пиалу. Ей представлялось несомненным, что должен появиться огромный Дэв, для которого приготовлен этот чай, и съесть бедную Лейлу, запив ее чаем, как лакомый кусочек из плова.
Но Дэв не приходил, а вместо него появился Асман – крошечный по сравнению с гостем, которого она ожидала.
Увидев Лейлу в старой одежде, он был в полном недоумении, ибо еще с вечера распорядился отослать ей кое-что из своего собственного гардероба, ему, за неимением лучшего, хотелось нарядить Лейлу пажом. Король подошел к слабо благоухающей, полуостывшей ванне и понял, что ею не воспользовались. Девушка сидела, ни жива ни мертва, она почти не спала ночь, лишь под утро, когда стало светать, прикорнула, но встала по крестьянской привычке рано, однако, короткий сон ее вполне взбодрил, и юная дикарка была почти весела вначале, и только «пиала» и предстоящий завтрак Дэва ее смутили.
Маленький человек в красивом тюрбане, коротком малиновом кафтане, опоясанном тонким ремнем, на коем ладно висел небольшой кривой меч, подошел к «пиале» и опустил в нее руку. Лейла готова была завопить от ужаса, вызванного теперь простым геометрическим несоответствием роста ее «дева» с размерами посуды – ведь существа из бабушкиных сказок иногда выпивали реки.
Сообразив, что девушка не понимает чего от нее добиваются, Асман не спеша стал разоблачаться, дабы продемонстрировать перед девушкой всю прелесть утреннего купания. Он не раздевался самостоятельно даже в изгнании, однако, с чалмой, мечем и кафтаном, справился довольно легко. Но за сапоги он даже не стал приниматься, заранее зная, что у него ничего не выйдет и, хотел было позвать кого-нибудь из свиты, оставленной снаружи, но тут к нему на помощь пришла сама пленница, большую часть своей жизни помогавшая разуваться отцу. Она метнулась к ногам Асмана и со всей нежностью, на которую только была способна, не дыша, стянула с его ног сначала один сапог сомой мягкой, какая только может быть, кожи, а потом другой.
– Умница, – сказал Асман, когда девушка, кланяясь и пятясь, отошла от него на несколько шагов и не поднимая глаз остановилась поодаль, – а теперь вот эти шнурки на щиколотках.