Огуречный бизнес попаданки - стр. 7
Она готова была давать мне советы и дальше, но день уже клонился к вечеру, и нам следовало заняться делом.
— Ее милость разрешила отдать вам старый кухонный скарб, но не больше, чем поместится вон в тот сундук.
Я посмотрела в ту сторону, куда она указала. Стоявший у печи сундук был совсем небольшим, а потому местом в нём тоже следовало распорядиться разумно.
На кухне было много всякой посуды: и глиняной, и деревянной в том числе. Но я подумала, что подобную посуду мы сможем найти и в деревне. Кроме того, глиняная посуда могла сломаться по дороге. А вот металлическая — другое дело.
Я выбрала средних размеров чугунок и медный котелок, большую и маленькую сковороды и такие же ножи. Корнелия заметила, что я чураюсь глиняной посуды и посоветовала всё-таки ее взять.
— Я заверну ее в старые полотенца, мадемуазель. Внутри чугунка и котелка много пустого места, и туда можно положить несколько глиняных кружек и деревянных ложек.
Так мы и поступили. Я взяла еще старый половник, скалку, сито и с десяток тарелок разной глубины. А вот вилок на кухне не было — ни старых, ни новых. Слуги обходились ложками, а столовые приборы из серебра, которыми пользовались хозяева, хранились в отдельной кладовой.
Сундук был наполнен до краев. Корнелия закрыла его и пообещала строго-настрого наказать слугам, которые понесут его в карету, обращаться с ним бережно.
Был уже поздний вечер, но когда я возвращалась в свою комнату и шла по темному коридору, я увидела тонкую полоску неяркого света, выбивавшуюся из-под дверей комнаты матушки Табиты. Я тихонько постучала и, получив разрешение, вошла.
Табита сидела рядом с почти пустым сундуком, а вокруг нее на кровати были разложены вещи, с которыми, судя по всему, ей было трудно расстаться. Здесь был портрет Карла Ревиаля, написанный не меньше двадцати лет назад. И пачка старых писем, перевязанных пурпурной лентой. И много предметов, связанных с вышиванием — разноцветных ниток, пялец, иголок и ножниц.
Матушка выглядела растерянной и расстроенной. Ей хотелось взять с собой не только свои вещи, но и то, что напоминало ей о покойном муже. Но уместить всё в одном сундуке было сложно.
Сначала я хотела посоветовать ей взять только то, что действительно могло пригодиться, но потом посмотрела на ее заплаканное лицо и передумала. Я просто помогла уложить всё это в сундук как можно аккуратней. Она забыла про теплую одежду, и я сама нашла ее.
Заглянула я и в комнату сестры. Труди тоже едва не плакала от досады. Ее сундук уже был полон, но когда я посмотрела, что она положила туда, то я не знала, стоило ли мне расплакаться вместе с ней или рассмеяться.
Там была большая шляпная коробка, светлые шелковые платья, альбомы для рисования и краски.
— Ты не можешь взять это с собой! — сказала я и решительно вытащила из сундука шляпную коробку.
— Не могу? — искренне удивилась она. — Отчего же? Эту коробку не стоит запихивать в сундук — там она может помяться. Я буду держать ее в карете на коленях.
— Что ты станешь носить, когда наступят холода? — спросила я.
— Холода? — переспросила она.
А я впервые задумалась о том, бывает ли здесь зима. Но если бы в Арвитании ее не было, то тогда для чего Лорейн нужны были сапожки с мехом.
Обсудить с Гертрудой эту тему мы не успели — по подъездной аллее под окнами процокали копыта лошади, и сестра бросилась к окну.