Огонь и ярость. В Белом доме Трампа - стр. 44
Расчеты Джареда и Иванки, связанные с преимуществами официального статуса в Западном крыле в сравнении с ролью внешних советников, основывались на знании, что влиять на Трампа надо ежеминутно. Между двумя звонками – а его рабочий день, если не считать деловых встреч, состоял из бесконечных телефонных разговоров – его легко можно было потерять. Тут важны были нюансы: при том что самое большое влияние на него оказывал последний посетитель, он толком никого не слушал. Иными словами, на него действовал не столько индивидуальный аргумент или прошение, сколько само присутствие человека и связь между собственными мыслями – при всех комплексах он не был зациклен на одной мысли – и мыслями тех, с кем он в данный момент имел дело.
В каком-то смысле Трамп с его фундаментальным солипсизмом мало чем отличался от любого олигарха, прожившего большую часть жизни в особо контролируемой среде. Но что его отличало от других, так это почти полное отсутствие формальных признаков социальной дисциплины – он был не способен даже имитировать внешние приличия. Он, например, не умел вести беседу, то есть обмениваться информацией и вести сбалансированный двусторонний разговор. Он не особенно прислушивался к тому, что ему говорят, и так же мало обращал внимание на то, что говорил сам в ответ (одна из причин, почему он так часто повторялся). Базовые принципы вежливости были ему незнакомы. Если ему от человека было что-то нужно, он фокусировал на нем внимание и не жалел слов, но если человек хотел чего-то от него, он раздражался и терял к нему всякий интерес. Он требовал к себе внимания и вскоре приходил к выводу, что вы недостаточно лебезите. В каком-то смысле он был действующим на инстинктах, избалованным, необыкновенно популярным актером. Для него люди делились на лакеев, просящих подачки, и воротил киноиндустрии, жаждущих его внимания и публичного выступления – и потому старающихся его не рассердить и не прогневить.
Отблагодарить он мог своим энтузиазмом, живостью, спонтанностью и, если на секунду отвлекался от постоянной зацикленности на себе, язвительным замечанием по поводу слабостей его оппонентов и их сокровенных желаний. Политику, по Трампу, губят инкрементализм и люди, слишком много знающие, готовые спасовать перед разными сложностями и конфликтами интересов еще до того, как сделают первый шаг. Поэтому не кто иной, как мало что знающий Трамп, по мнению его сторонников, может дать старой системе сумасшедшую надежду.
Джаред Кушнер за короткое время – меньше, чем за год – превратился из стандартного демократа, каким он был воспитан, в приспешника трампизма, озадачивая друзей и собственного брата, чьей страховой компании Oscar, основанной на деньги семьи Кушнеров, было суждено пасть жертвой отозванной Трампом программы Obamacare.
Эта смена убеждений стала отчасти результатом бэнноновского настойчивого и харизматичного наставничества – своего рода живого столкновения с радикальными идеями, которые прошли мимо Кушнера еще в Гарварде. И этому поспособствовало разочарование в либеральных элитах, которые он попытался охмурить, купив New York Observer, что ему потом аукнулось. Включившись в предвыборную кампанию, он убедил себя в том, что, чем ты ближе к абсурду, тем все осмысленнее, – трампизм это такой политический прагматизм, который рано или поздно убедит каждого. Но самым главным козырем была их победа. И он не собирался смотреть дареному коню в зубы. А если в трампизме что-то не так, то, твердо верил он, ему удастся это поправить.