Огонь и ярость. В Белом доме Трампа - стр. 30

Другая проблема: стоило усилить защиту – в основном с помощью утверждений, которые легко было опровергнуть, – как СМИ удваивали свои атаки и порицания. Что еще хуже, Трамп получал порицания от близких друзей. И не только от тех, кто сам проявлял озабоченность; его помощники сами обращались с просьбами позвонить ему и сказать, чтобы он умерил свой пыл. “Кто там с тобой рядом? – нервно заговорил по телефону Джо Скарборо. – Кому ты доверяешь? Джареду? Кто все это с тобой обсуждает, прежде чем ты принимаешь решение?”

– Мой ответ тебе не понравится, – сказал президент, – но он такой: я. Я обсуждаю это с собой.

Так, через несколько часов после инаугурации, президент послал своего нового пресс-секретаря Шона Спайсера – чья персональная мантра вскоре зазвучит так: “Что вы все выдумываете?” – изложить масс-медиа его точку зрения, а в результате этот застегнутый на все пуговицы политик-профессионал превратился в общенациональное посмешище, и от этого он, кажется, так и не оправился. Ко всему прочему, Трамп еще обвинил Спайсера в том, что тот не сумел превратить миллион призраков на инаугурации в реальных людей.

Это был первый случай уже после вступления Трампа в должность, когда члены его команды лишний раз убедились в том, что поняли за время президентской кампании: на самом базовом уровне Трампу, как позже выразился Спайсер, было на всех глубоко насрать. Ты мог ему сказать все что угодно, но у него в голове было что-то свое, и если твои слова противоречили тому, что было у него в голове, он тебе просто не верил.

На следующий день Келлиэнн Конуэй, чья агрессивная позиция во время кампании все чаще сменялась раздражением и жалостью к себе, объявила, что новый президент имеет право на “альтернативные факты”. Как позже выяснилось, Конуэй имела в виду “альтернативную информацию”, что, по крайней мере, предполагает наличие дополнительных фактов. Но в том виде, в каком было сказано, это прозвучало так, что новая администрация настаивает на своем праве переписывать реальность. Чем, собственно, она и занималась. Хотя, по мнению Конуэй, именно медиа переписывали реальность, делая из мухи (маленькое преувеличение, правда, огромных пропорций) слона (то бишь “фейковые новости”).

В любом случае, на часто задаваемый вопрос, будет ли Трамп продолжать писать свои неконтролируемые и нередко необъяснимые твиты теперь, когда он стал президентом Соединенных Штатов и официально въехал в Белый дом – где этот вопрос задавали с не меньшей озабоченностью, чем за его пределами, – ответ был один: да, будет.

В этом заключался его фундаментальный инновационный вклад в управление: регулярные, неконтролируемые вспышки ярости и раздражительности.

Первостепенной задачей президента стало налаживание отношений с ЦРУ.

В субботу 21 января (встречу организовал Кушнер) президент совершил свой первый визит в Лэнгли, чтобы, как оптимистично выразился Бэннон, “немножко поиграть в политику”. В тщательно подготовленном обращении он, как Трамп это умеет, польстит ЦРУ и всему разросшемуся – и столь богатому на утечки – американскому разведывательному сообществу.

Не снимая темное пальто, в котором он был похож на гангстера-громилу, прохаживаясь вдоль стены со звездами в честь павших агентов, перед тремя сотнями сотрудников и группой из Белого дома, неожиданно взбодрившись после бессонной ночи и радуясь внимающей ему в зале толпе, новоявленный президент, забыв про заготовленный текст, произнес нечто, что мы можем уверенно назвать едва ли не самым экзотическим обращением, с которым когда-либо выступил американский президент.