Огонь и Ветер - стр. 18
Ветренник засмеялся:
– Так и представляю вас переодетой в мальчишку-юнгу… или нет, в боцмана, с приклеенной бородой, зычно орущего в рупор: «За работу, негодяи, сожри вас кракен!»
Л’лэарди Трагад шутливо хлопнула внука по плечу сложенным веером:
– Ваши шутки слишком грубы, молодой человек!
– Нет, я серьезно! Когда я вспоминал вас, мне всегда почему-то казалось, что наша встреча состоится где-то в далекой стране или среди моря… хм, допустим, на борту пиратского корабля, где вы будете капитаншей. Помните, когда вам было шесть, вы угнали лодку в открытое море?
– Мы, господин моряк, это преступное деяние совершили вместе!
– Протестую, вы меня заставили! Угрозами и побитием веслом! И тут я встречаю вас среди шумного бала, в томной светской толпе, в драгоценностях вместо черной повязки на глазу.
– Ну знаете ли, господин моряк, даже пираты любят увольнительные! Я все-таки высокородная сагана, и какими бы неправедными делами я ни занималась, мне положено раз в году поскучать на светском рауте, увидеть нашего лучезарного правителя. А черную повязку я ношу только на борту фрегата.
– Сибрэ, что ты такое говоришь! – возмущается мама.
– Вот как? Тогда я, к моему величайшему сожалению, как представитель закона, вынужден вас арестовать, – в синих глазах ветренника прыгают джинки.
Смеюсь:
– Вы ничего не докажете. Мало ли что болтают легкомысленные девушки.
– Молодые люди, ваш танец – музыка уже играет! В мое время молодежь предпочитала действовать, а сейчас все только болтают! Даже на балу они разговаривают о танцах, вместо того чтобы танцевать! – возмущалась л’лэарди Трагад.
– Но, бабушка, что поделать, если я впервые встретил девушку, с которой разговаривать интереснее, чем танцевать? – возразил Велан. Скорее всего, так он попытался сделать мне комплимент, но я предпочла принять его как оскорбление.
– Вы намекаете, что я плохо танцую?
– Л’лэарди Верана, как вы могли такое подумать? – возмутился ветренник, протягивая мне руку.
На самом деле я не знаю, умею ли я танцевать. Люблю – это правда. Но умею ли? На протяжении полугода меня учил один провинциальный преподаватель из местного девичьего пансиона. Потом я так возненавидела даже упоминание о Сезоне, что самолично рассчитала учителя. И с тех пор танцевала только для себя, не задумываясь о правильности па. Но сомневаться поздно, моя рука лежит в узкой прохладной ладони ветренника. Мы выходим в круг танцующих, музыка плывет, кружится вместе с нами, подхватывает меня на руки, и я решаю не обращать внимания на тех, для кого мой танец недостаточно искусен. Какое мне до них дело? Я буду навеки проклята и вне закона, если они узнают, что я когда-либо снимала браслет-эскринас, не говоря уж о намерении бежать, мне не по пути с этим миром кукольно-декоративных женщин и властно-жадных мужчин.
Мой партнер красив, как ветер. Он держит меня, но только кончиками пальцев, он подхватывает меня, но всегда в последний момент. Но разве птицы боятся упасть? И я смеюсь в ответ на его улыбку, и я слышу только скрипичный стон и грохот барабанов, а не скучные наставления бывшего учителя танцев, и серебро музыки в моих венах вместо крови.
И музыка неожиданно умолкает, внезапная тишина бьется в мое сердце, как река, на пути которой поставили дамбу. Я отдаю ветреннику реверанс и совершенно искреннее «спасибо», ищу глазами маму. Стоя у колонны, она улыбается мне, рядом бабушка все еще жует что-то.