Огни в ночи - стр. 2
Родным людям. Из их лиц и судеб это родное лоскутное знамя, выкрашенное в сумасшедшей военной красильне в цвет святой крови, и сшито.
А не ты ли сама шила его, слёзы глотая, беременная третья жена арестованного поэта Бориса Корнилова?!
Третья его любовь.
Татьяна. Ольга. Люся. Бог троицу любит.
Да разве в женщинах дело во времена Революции, в драматические, духоподъемные времена коллективизации, во времена, когда злобные враги во всём мире только и помышляют, чтобы удавить, задушить родную, молодую Советскую страну!
Женщины… мужчины… Жизнь – женщина. Смерть – женщина. Война – женщина. Революция – женщина. Свобода – женщина. Тюрьма – женщина. Да ведь и поэзия – тоже женщина.
Весна, осень, зима – бабы; годовой круг, видишь, он женский; никуда от женщин не деться, разве что в стихи нырнуть.
Ночь, ты тоже женщина! А вот день – тот мужик. День лепит дело, деяние. А ночь, что делает ночь? Ночь заставляет тебя кругами бегать по комнате, выбегать на балкон, видеть своё отражение в чёрном небе, как в невероятном зеркале, ужасном, великанском, дико сверкающем, – это блестят лужи и сверкают потоки ливня, надо выдыхать стихи в безумье мрака, надо глубоко вдыхать их, ими жить, потому что завтра, о да, завтра, ну, быть может, послезавтра, тебя убьют. Поэтому убей свою смерть.
Убей её – поэзией.
Если тебя убьют, милый, поэзия тебя воскресит. Эфемерное созданье! Хотя вот Маяковский, он такой громоподобный, такой массивный, ну просто как слон в посудной лавке, и зычный, полётный голос у него, такой голос разбивает кирпичную кладку и гранитные парапеты, летит в небо не хуже аэроплана, рассекает морской туман не хуже корабельного форштевня. Маяковский тебя спасёт, если что! Подбежит к тебе семимильным шагами, схватит за руку, выдернет на трибуну. И крикнет: читай! Вопи! Ори! Ну!
И ты читаешь.
Нет, тебя Есенин спасёт! Он твоё бескрайнее поле. Поле, оно больше, шире любой площади. Град – камень, а поле – земля живая. И она дышит. Как ты. Дышите с полем вместе! Дышите с Есениным вместе! Общее дыхание – это же чудо. Вы же оба русские люди. Власть одна, власть другая, она меняется, она рушится и погибает, ее расстреливают на площади! В упор! В грудь! А голос у тебя один; как ты с ним родился, с голосом своим, с песней своей, так и уйдешь с ним; и дышишь ты, чтобы звонче петь, одним дыханьем с твоею землей.
Нет, нет, твой спаситель – Александр Блок! Ты зачитываешься им! Засыпаешь с томиком Блока в руках, на груди. Не женщину обнимаешь, а книгу. О, книга – тоже женщина, это надо запомнить. «Соловьиный сад»! «Двенадцать»! «Скифы»!