Огненный шторм - стр. 3
Огонек задрожал, отвечая на невидимое прикосновение сквозняка, и человек прикрыл его ладонью.
– Я много странствовал, – продолжал он, рассеянно глядя на стеклянный бок светильника. – Добывал кусок хлеба, воевал… Хотел научиться убивать драконов, а научился великолепно убивать людей. Потом обнаружил, что среди них водятся твари похуже драконов – истинные порождения Змея Бездны, способные превратить в черный пепел не только тело, но и душу. Я начал сражаться и с ними тоже. Со всеми порожденями зла – где бы их ни находил…
Человек опустил голову, сгорбился, тяжело вздохнул. Пошевелил пальцами, словно ему стало тяжело держать руку, оберегая пламя.
– Эх, как я был доволен собой, каким светочем справедливости себе казался! Карал направо и налево, не зная сомнений. Попутно убивал всех драконов, каких мог найти, – бедолаги, как мне теперь перед ними стыдно! Уверенно судил других, считая себя мерой всех вещей. Осуждал на смерть, не сомневаясь в своей правоте. А людское восхищение – всегда хватает тех, кто будет восхищаться сильным! – доказывало мне, что я на правильном пути. Если же отдельные голоса выбивались из восторженного хора, я не обращал на них внимания. Я был ослеплен собственным сиянием и не замечал на нем пятен…
Он снова вздохнул и задумался.
– Когда это прекратилось? Тогда, когда я понял, что не только драконы, но и люди меня боятся? Когда мне начали угождать, чтобы отвести мой гнев? Когда я обнаружил, что окружен льстецами и лжецами, и, что самое худшее, не могу отличить лгунов от тех, кто меня действительно любит… Или когда понял, что мне, в общем-то, уже все равно – лишь бы повиновались?
Я осознал, что никакого особого права у меня нет и не было, и я не могу судить не то что других, но даже себя. Ведь чтобы судить, надо понимать, с кем имеешь дело. Но я больше ничего о себе не знал. Кто я, что делаю, зачем живу? Я совсем потерялся!
«Наверно, это называется мудростью?» – сказала тогда моя невеста.
«Лучше бы я умер прежде, чем ее обрел!» – ответил я.
Но поскольку я не умер, надо было что-то делать дальше. Я набрался храбрости честно взглянуть на себя и ужаснулся. Потом я хотел умереть, осознав, как много сотворил зла, сражаясь за то, что казалось мне добром и правдой… Поистине, великим благом для мира было бы избавить его от такой мерзости, как я!
«Ну так избавься, – сказала моя невеста. – Откажись от себя, и пусть мерзость сгинет!»
Я честно попытался пойти по пути самоотвержения, чтобы в нем обрести себе оправдание. Но далеко не ушел. Что толку в самоотвержении, если вокруг темнота, а ты стоишь с коптилкой в руке и не знаешь, куда идти? Я готов жертвовать собой – но кому и зачем?
Я задавал миру много вопросов, я даже спрашивал богов, пока не осознал, что никто ничего не знает. Тогда я сдался. Решил все бросить и жить, никому не мешая, тихой, уединенной жизнью…
Человек на миг сбился – его передернуло.
– Это было недолго, но куда хуже смерти! Все пути вели во тьму! Вот тогда я и понял, что выхода у меня не осталось…
Он пристально поглядел на огонек.
– Я вернулся на мой родной остров. Стоял на лавовой горе, такой грандиозной и красивой в лучах заката, под которой было похоронено целое герцогство, и думал.
Я уже знал, что не драконы это сделали. Я давно перестал считать всех без разбора драконов чудовищами. Зло есть и среди людей, и среди драконов. И в тебе, Невидимый. Ведь Змей Бездны, который вышел из огненного сердца земли и пожрал Фалангин, – тоже твоих рук дело!