Огненный город - стр. 17
– Мама, – позвал Захар тихонько.
В кабинете ничего не происходило.
Тогда Захар стал дёргать ручку. Дверь не поддавалась.
– Открывайся же, мерзкая дверь, – завопил Захар, с остервенением бросаясь на неё. – Мама! Елена Дмитриевна, откройте! Мы всё видели! Мы ничего не скажем, только откройте!
Наконец отмер Кузя. Он подбежал к другу и закричал:
– Что вообще произошло? Мне объяснит кто-нибудь?!
– Я не знаю! – крикнул в ответ Захар и схватился за голову. – Я не знаю! Они не открывают. Это Надька во всём виновата.
Надька стояла в стороне и краснела, как стремительно спеющий помидор. Это она так зареветь готовилась.
Кузя не любил слёз, слёз Сметанкиной особенно. Сейчас начнутся все эти сопли, слюни, вырывания волос, всхлипывания на три часа…
– Давайте разберёмся по порядку, – сказал он быстро. – Я немного уснул, а когда проснулся, решил, что ещё не проснулся.
– Я своими глазами всё видел. Это кошмар какой-то был. Озерова схватила ножницы и стала себе руки полосовать.
– Да ладно? Не может быть.
– Я тебе отвечаю! Посмотри, там на полу кровь видно.
Кузя долго кряхтел у замочной скважины и так и сяк пристраивался, но ничего конкретного не разглядел.
– Не видно ничего. Но я тебе верю, Захар.
– Спасибо, – был польщён Грелкин. – Она выглядела как одержимая. Металась, кровью этой обливалась, чертила что-то на полу.
– Может, она террористка-смертница, – предположил Кузя.
– Для смертницы она выглядит слишком живой, только обездвиженной… А родители тоже были какие-то странные, вставали все хором, вопили что-то.
– Может, они её отговаривали? А еще может быть, что она их газом парализовала! Есть разные газы – веселящие… парализующие.
– Нет, – отринул идею Захар. – Мне кажется, тут в другом дело. Это была магия.
– Хм, может быть. Ведь поговаривали, что Озерова колдовством балуется, помнишь? Нас с самого начала пугали, что если мы к урокам готовиться не будем, она на нас проклятия нашлёт.
– Ерунда всё это. Ряженка во всём виновата.
Захар подбежал к валяющейся на полу книге и поднял её.
С книги на него смотрел рыжий зверь с трёмя глазами. Тот глаз, что на лбу, был самый большой, ярко-зеленый.
– Что это? – спросил Грелкин, тыча книгой в лицо Сметанкиной.
– Не знаю, это не моё! – отпрянула Надежда, щёки её снова начали заливаться краской.
– А чьё? Отвечай, где взяла? – наседал Захар.
– У ма… Не важно, не скажу.
– Скажи, Надька! По-хорошему скажи, – прошептал Кузька.
– Нет.
– Говори, или я тебе по башке дам! – у Захара были более конкретные меры.
Надька зажмурилась и помотала головой.
– Нет, Надь, – вступил Кузя. – Он тебе не по башке даст, он тебя… поцелует!
Раньше, чем успела подумать, с языка соскользнуло:
– У Озеровой на столе лежала эта книга. Я её на время взяла.
– Я же говорил! – обрадовался Кузя. – Всё на Озеровой сходится. Это её колдовская книга! Целуй Надьку.
– Сам целуй, – надулся Захар. – Вот уйду я сейчас домой, а вы целуйтесь, сколько душа просит.
– Подожди, – испугался Кузя. – Нельзя уходить, что-то делать надо.
– Не уйду, – легко согласился Грелкин. – Конечно, не уйду. Буду Сметанкину допросу подвергать. Вот ответь мне, Надежда Сметанкина, почему ты вдруг решила достать книгу и читать её вслух, громко, своим противным-препротивным голосом?
– Я не знаю, – прошептала Надя со всхлипом. – Мне просто очень-очень захотелось её читать. Вдруг. Случайно.