Огненное сердце - стр. 33

Эта женщина явно какое-то мифическое существо. Удивительно, как я еще жив после ночи с ней, ведь сирены пожирали моряков… Стоит ли ждать подвоха?

Я иду на звук и останавливаюсь у слегка приоткрытой двери, слушая тихую и нежную песню под аккомпанемент фортепиано. Мелодия течет неспешно и ласково, как русло горной реки, просыпающееся после зимы и встречающее оттепель. Можно закрыть глаза и представить, как ты стоишь на берегу, вдыхаешь еще не до конца прогревшийся свежий воздух и слышишь эхо трели птиц, возвращающихся из теплых стран.

– Милая, если ты решила уложить меня спать этой песней, то ты на верном пути, – доносится слабый голос из палаты.

В ответ раздается мягкий смех. И он так похож на мелодию, которая играла прежде, что у меня перехватывает дыхание. Искренний, тихий, но одновременно с этим заполняющий все пространство своим объемным, красочным звуком.

Джемма. Это ее смех. Я уверен, что ее, даже если ни разу не слышал, как она смеется.

Если голоса Джеммы было недостаточно, чтобы мое сердце снова и снова кувыркалось в груди, словно у меня какая-то болезнь, то смех определенно справился с задачей.

Подобно секретному агенту, я быстро перебегаю к той стороне двери, откуда льется тонкая полоса света. Слегка наклонившись, подглядываю, как какой-то маньяк. Джемма сидит в кресле, на ее коленях лежит небольшой, почти игрушечный синтезатор, клавиши которого она ласково поглаживает. Мой взгляд скользит чуть в сторону – и меня будто обдает огнем.

Я отшатываюсь, пытаясь поверить в увиденное и прийти в себя.

Это мама Джеммы.

Только вот как будто бы другой человек… Это не та мисс Найт, которую я помню. Прошло слишком много времени с того дня, как мы последний раз виделись, но даже старость так не меняет людей. А только… болезнь.

Я решаю, что было бы свинством узнать об этом вот так – подглядывая. Поэтому, стерев с лица шок, тихо стучу по двери.

– Да-да, скоро уже ухожу, не надо напоминать, что мне можно посещать родную мать только в счастливые часы, – ворчит Джемма.

Я приоткрываю дверь как раз в тот момент, когда она поворачивается. Ее челюсть чуть ли не ударяется об пол, а руки замирают над синтезатором.

– Томас! – тихо, но радостно восклицает ее мама.

Я перевожу на нее взгляд и улыбаюсь, стараясь не подавать вида того, насколько меня сбивает с толку отсутствие былых черных густых волос, всегда румяных щек и вечно плещущейся жизненной энергии в ее карих глазах, которые теперь, кажется, стали слишком блеклыми.

Мама Джеммы всегда была женщиной с формами. Не полной, но и не худой. У нее был тот тип фигуры, когда вы понимаете, что каждый изгиб к месту и соответствует открытому, доброму характеру. Сейчас же она выглядит настолько маленькой и худой, что напоминает ребенка лет… двенадцати? Из нее словно высосали всю жизнь и силы, уменьшили в размере. Ее кожа такая тонкая и бледная, что отдает серостью и синевой из-за паутины выступающих вен.

– Мисс Найт, рад вас видеть, – говорю искренне, не имея ни малейшего понятия, что сказать дальше.

Солгать, что она прекрасно выглядит? Даже я не настолько бессовестен.

Сказать: «давно не виделись» – значит быть готовым спросить, как у нее дела. А мне и знать-то страшно. Потому что по ней видно – дела очень плохи.

– Я был у Гарри. Проходил мимо, – продолжаю, чтобы не утонуть в неловком молчании. – Он передает всем привет.