Огненное погребение - стр. 20
АНДРЕЙ: Пиво на хуй.
КАБАН: Чего это?
АНДРЕЙ: Потому что. Считай, мы уже в делюге, синька в запрете.
КАБАН: Не вопрос (завинчивает бутылку и бросает на заднее сиденье). За такое бабло я и курить брошу.
АНДРЕЙ: Ну, я тебя за язык не тянул.
Смеются.
Автомобиль, в нем Китай и Гитлер.
ГИТЛЕР: А еще чего говорят за этого Петелю?
КИТАЙ: Говорили, что из Бутырки свалил. Или с пересылки, не уверен – с концами, не нашли. Лет пять в Европе был, нагнал там жути на буржуев. В Россию вернулся, его Интерпол в розыск объявил. Народу в Москве перебил массу. Говорят, за бабу, хотя, хуй знает, не похоже. Думаю, и срок заочный есть, не в цифрах, в буквах.
ГИТЛЕР: Терять, значит, не хуй. И этому Кольку тоже… А хули мы впрягаемся?
КИТАЙ: А чего здесь делать? Хоть Москву поглядим, я не был ни разу. Если что с Кольком не так, оно сразу видно будет. Говорили, Петеля порядочный, и в деньгах, и вообще, думаю, и крысоловов рядом не терпел. Когда у нас делюга толковая в последний раз была?
ГИТЛЕР: В Одессе. В позапрошлом. Помнишь, немец только: «Вас?» – а «Из дас» уже в багажнике говорил?
КИТАЙ (смеется): Ну… И телку я тогда на Палермо выцепил, полгода жили.
ГИТЛЕР (серьезно): Пока лавэ не кончилось. Да, гниль – она всегда проявится. Короче, впрягаемся, чтоб на Ленина в Эрмитаже глянуть? А чего, годится!
Смеются.
Дом на Мемзера, ночь. Андрей, Кабан, и Чижик.
КАБАН: Как Ксюха проспится, рассчитаешься с хозяйкой, и валите домой.
ЧИЖИК: Так денег нет.
КАБАН (достает деньги, отсчитывает): Две штуки. И с автоматов пусть у тебя останется.
ЧИЖИК: А ты куда?
Андрей смеется, затем смеется и Кабан.
КАБАН: Фраером родился – фраером помрешь.
ЧИЖИК: Что делать, если она опять зависнет? Силой тащить?
КАБАН: Скажешь ей, что денег нет, только на дорогу. И что барыга заявление кинул, за мошенничество. Глаз не спускай, до самого дома. Я тебе отзвоню еще.
ЧИЖИК: Понял.
Люба выходит из другой комнаты с сумкой.
КАБАН: Пойду жену поцелую на прощанье.
Кабан заходит в комнату, откуда вышла Люба, Андрей прощается с Чижиком и выходит, за ним выходит Люба.
Утро, горы, лес. На поляне в лесу стоит небольшой вагончик, времянка. Перед ней – две машины, Андрея и Гитлера. У времянки Сторож и Китай.
КИТАЙ: Лишних не было?
СТОРОЖ: Не, тихо. Туристы какие-то были на полянах, неделю назад. Песни пели.
КИТАЙ: А ты чего?
СТОРОЖ: Повыл волком, луна хорошая была, притихли.
Китай и Сторож смеются.
Внутри времянки Кабан, Гитлер, Люба и Андрей разбирают вещи.
Во времянке нет мебели, сплошной деревянный помост с лежащими на нем матрацами и казенными армейскими одеялами, такой же, грубо сколоченный из досок, стол вдоль противоположной стены. На вбитых в стену гвоздях висит камуфляжная одежда, в углу стоят пластиковые ведра, лопата, разный хозяйственный хлам.
КАБАН: Во, как в старину – сплошные нары, деревянные.
ГИТЛЕР: Я еще застал, на пересылке.
КАБАН: Не встречал, только слышал. Другие видел, в Орле. Из арматуры. И спецом ведь какая-то блядь конструкцию рассчитала, арматура редкая (показывает руками расстояние между арматурой), матрац проваливается, бока болят. Хуй поспишь, короче.
ГИТЛЕР (выкладывает из рюкзака на стол пакеты с крупами, тушенкой, хлеб): Да какой там спецом. Хозяин арматуру на дачу упер, ну и остальные мусора понемногу, клетки для кроликов варить. Что осталось – из того и делали, вот оно так и получилось. Не немцы – спецом рассчитывать.