Огненная земля - стр. 8
– Просто я владею левой рукой так же, как правой, вот и весь секрет, – смущенно сказал Курасов. – А вообще левой рукой арбуз разрезать очень трудно.
– Курасов словчил! – шутливо возмутился Шалунов. – Он левша! Дюжина бутылок снова у меня в кармане.
– Не влезет в карман, Шалунов, – почему-то очень громко прокричал молоденький лейтенант и, сам испугавшись своего голоса, покраснел. Но за столом снова зашумели, разом заговорили, и юноша успокоился.
Букреев вышел; он слышал, как кто-то крикнул: «Выпить бы за контр-адмирала Мещерякова!» – «Тогда и за Звенягина!» – перекрыл второй голос.
На улице стойко держался туман. Луч корабельного прожектора медленно опускался все ниже и ниже. Букреев задержался на ступеньках у входа в столовую, наблюдая борьбу электрического света и влажных паров.
Через закрытую дверь доносились взрыва смеха, гомон молодых голосов. Букреев шагнул вниз и сразу же отпрянул от неожиданности: близко возле него стояли вооруженные люди. Это был Манжула, дожидавшийся капитана, и его друг Горбань, старший краснофлотец, списанный с линкора «Севастополь» в морскую пехоту и попавший в «тридцатку».
– Мы вас проводим, товарищ капитан, – сказал Манжула.
И все втроем они пошли к штабу.
Глава третья
На рассвете Букреев верхом приехал на пристань. Туман не рассеялся, а еще больше сгустился. Если бы не чрезвычайные обстоятельства, выход в море не был бы разрешен. Шалунов, исполнявший обязанности флаг-штурмана, был озабочен.
– Плавание в таком тумане вообще беда, а когда еще знаешь, что кругом рыщут подлодки… – мимоходом сказал Шалунов, пожимая руку Букреева. – Ну, как-нибудь, Букреев. На траверзе Очемчир, говорят, ясно…
Шалунов исчез в тумане, и только по скрипу сходни можно было догадаться, что он поднялся на корабль. Хайдар держал под уздцы лошадей и смотрел на капитана грустными глазами. Волны плескались о стенку причала, и плеск, казалось, приходил из какой-то таинственной глубины.
Кабардинка нервничала, прислушиваясь к звону, несшемуся с кораблей, к стуку ящиков, крикам матросов, грохоту перекатываемых пустых железных бочек. Букреев погладил ее шею, по всему длинному мускулу, бугристо прошедшему под его пальцами. Мокрая чистая шерсть привычно ощущалась им, так же как вихрастый зачес гривы и горячая складка между шеей и головой.
– Хайдар! Ты сам присматривай за ней…
Букреев замолчал, ему не хотелось говорить. Было жаль Хайдара; жаль и лошади, прослужившей ему больше трех лет, жаль города и даже этих бесконечных дождей, перемежающихся туманами.
Было горько, оттого что мечта о приезде семьи не осуществилась, было тревожно: впереди – опасные труды.
Вблизи стали чаще пробегать матросы в рабочей одежде. Фыркнул и заработал сначала один судовой мотор, а потом загудели и еще моторы. Сырые запахи утра как бы прослоились запахами отработанного бензина и машинного масла. Появился Манжула и с ним Горбань – светлоглазый сильный моряк, лет двадцати пяти, с приятным лицом и какой-то хитровато-безмятежной улыбкой. Манжула и Горбань привели команду. Получив разрешение Букреева на посадку, Манжула скомандовал, и моряки «тридцатки», как они себя сами шутливо окрестили, пошли на корабли. Манжула вернулся и остановился рядом с Букреевым, пренебрежительно поглядывая на Хайдара и лошадей. Хайдар заметил взгляд Манжулы, и его губы недружелюбно искривились.