Огненная земля - стр. 19
Контр-адмирал потребовал усиления подготовки батальона.
– Надо учить батальон азартно, – говорил он убежденно, – в обучении должна быть железная логика. Я выделил вам плавсредства, учите людей быстро грузиться, успешно достигать берега, моментально выбрасываться на берег. Подберите здания в городе, учитесь их блокировать, забрасывайте гранатами, штурмуйте. Приучите всех к огню, к настоящей боевой обстановке, к точному, почти механическому взаимодействию.
Букреев сосредоточенно, нахмурив брови, слушал контр-адмирала, и тот, продолжая наблюдать Букреева, окончательно утвердился в первоначальном своем решении.
– К вам, Букреев (контр-адмирал не называл его уже по имени и отчеству), в батальон влились ветераны десантных атак, люди, с которыми вы еще не знакомы. Нам пришлось, так сказать, перетасовать несколько батальонов, чтобы равномерно улучшить их личный состав.
– Мне говорил об этом капитан Батраков, товарищ контр-адмирал.
– Вероятно, он сказал вам, что многих людей из вашего батальона, сформированного в П., мы решили передать Ботылеву и он с ними сейчас воюет, а от него взяли к вам ветеранов, рядовых и офицеров?
– Мне говорил и об этом капитан Батраков.
– Отлично. Конечно, вас не должны особенно радовать такие мероприятия. Лучше прийти в батальон знакомый, но ничего не попишешь, Букреев. Мы должны форсировать Керченский пролив, и это в первую очередь должны сделать морская пехота и корабли. Поэтому мы равномерно укрепляем все звенья штурма. Я хочу предварительно заочно познакомить вас с офицерами батальона.
Мещеряков полузакрыл глаза, откинулся в кресло и, пригибая на руке пальцы, принялся перечислять офицеров, давая им характеристики. Чтобы так говорить о людях, как говорил Мещеряков, нужно было знать их лично, изучив не только на основании донесений и наспех услышанных мнений. Мещеряков хвалил Баштового, начальника штаба батальона, назвал его другом Цезаря Куникова и его соратников по борьбе на Малой земле, что служило отличной рекомендацией. Тепло говорил контр-адмирал о командире первой стрелковой роты Рыбалко, как о человеке примерной исполнительности и храбрости: «Где нужно проломить – проломит, где нужно удержать – удержит»; о командире пулеметной роты Степняке – красавце, песеннике и храбреце, о молчаливом сибиряке Цыбине – командире автоматчиков, герое новороссийского штурма, о Яровом, Горленко, Курилове, молодых, отважных офицерах, о многих других… Букреев понял, что Мещеряков любит всех этих людей, они вырастали на его глазах, ему, может быть, хотелось похвалиться ими. Букрееву стало ясно, что в батальон пришли люди, специально подобранные, – это был цвет офицерского состава морской пехоты. Теперь было понятно и отстранение Тузина. Он не подходил к такому батальону.
– Я вас, кажется, уморил, – закончил Мещеряков, – сами лучше меня узнаете всех. В бою! В бою засияют новые имена… И вот мой совет, Букреев: держитесь Батракова. Он вам первый помощник и друг…
Мещеряков нажал кнопку звонка, в дверях показался адъютант.
– Ужин прикажите подать.
Адъютант вышел, Мещеряков поднялся из-за стола, посмотрел на часы. Очевидно, прием был закончен. Букреев встал.
– Разрешите идти, товарищ контр-адмирал?
– Нет-нет, оставайтесь и вы, так сказать, на стакан чая. Моряки гостей голодными не отпускают.