Огненная кровь. Том 2 - стр. 26
– А если ничего не выйдет? Как сейчас у Себастьяна?
– Если ничего не выйдет, то я сделаю так, что Иррис просто передаст Поток нашим детям, как сделала это Регина, передав его нетронутым своей дочери. И он всё равно останется в нашем доме и возродит нас в следующем поколении. Это я могу пообещать.
Они стояли и молча смотрели друг на друга, а потом Эверинн усмехнулась горько и произнесла, взявшись за ручку двери:
– Я не против тебя, как верховного джарта, Гас. Ты умный и дипломатичный. В тебе нет безумия Салавара, и если всё о проклятии правда… И правда то, что ты сейчас сказал об Иррис, то, может быть, ты будешь даже лучшим верховным джартом из возможных. Если ты, в самом деле любишь её и будешь осторожен, может, всё и получится. Во всяком случае, я надеюсь, что безумие вокруг нас, наконец, закончится. Поэтому, да. Я поддержу тебя.
– Только пока не стоит никому об этом знать, – негромко произнёс Гасьярд, не спуская с Эверинн немигающего взгляда.
– Я никому не скажу. Я, может быть, больше всех хочу, чтобы всё, наконец, успокоилось. И мне не нужна ещё одна война всех со всеми.
– Хорошо, а я поговорю с астрологом, надо посмотреть, как сошлись звёзды над вчерашним балом, может удастся выяснить что-то ещё.
– Тут бы рану зашить! Вот ежели бы сразу! Но ты же где-то шлялся всю ночь! Теперь уж пусть так зарастает. Да можешь ты посидеть спокойно, мой князь? Ты же не хочешь ходить с таким лицом, будто тебя кошки подрали? – восклицал Цинта, пытаясь наложить на скулу Альберта мазь из ардийской смолы.
– Это были розы тёти Эв, кажется.
– Пфф! Розы! Ну вот. К полудню будешь уже, как новый!
Альберт сидел на стуле, а Цинта старался, как мог, привести в порядок его разбитое в драке лицо.
– Ты слишком печёшься о моей шкуре. Забыл, что шрамы украшают мужчин? – буркнул Альберт.
– Шрамы от ран, полученных в бою, может, и украшают мужчин. А вот шрамы, полученные в пьяной драке с братом, на балу, посвящённом помолвке другого брата, украшают только дураков! – философски изрёк Цинта.
– Смотрю кто-то нынче слишком дерзкий, – ответил Альберт, тем не менее перестав пытаться вскочить, – но в этом ты, пожалуй, прав.
– И я снова прав? Владычица степей! – воскликнул Цинта. – Это звучит нехорошо! Ты опять что-то натворил? Кроме драки с Драгояром?
– А ты догадлив… Я действительно совершил одну неимоверную глупость, и даже не знаю теперь, как это исправить.
– И что за глупость?
– Я опять просил Книгу желаний.
Цинта сел напротив князя, держа в руках банку с мазью и деревянный шпатель, и только покачал головой.
– И ты даже не хочешь узнать, о чём я её просил? – усмехнулся Альберт криво.
– Не надо быть астрологом, чтобы догадаться. Это погубит тебя, мой князь. Эта женщина убьёт тебя, так или иначе! – вздохнул Цинта. – Почему бы тебе не уехать прямо сейчас? Возьми деньги у Себастьяна, и давай уедем в Рокну? Купишь домик, откроем лекарню, ты будешь писать сонеты у моря на закате, а я делать мази и настойки. И всё постепенно излечится. Sublata causa, tollitur morbus.[4]
– Нет, Цинта. Я не трус какой-нибудь, чтобы бежать. Даже мой отец не смог меня сломать, а он был тот ещё зверь, – Альберт встал и, посмотрев в зеркало на своё лицо в чёрных полосах смолы, добавил, – я смогу победить это чувство.
– Победить? – Цинта хлопнул банкой по столу. – Видать, совсем ты ум пропил, мой князь! Как, позволь тебя спросить, ты собираешься это сделать? Потому что одно дело спину кнутом драть – шкура-то и правда зарастёт, а другое дело – сердце! Оно не заноза, выдрать-то не получится! Получилось бы – давно бы выдрал, а не ходил к Книге на свидания.