Огнедева. Дочери Волхова - стр. 19
Перед дверями Дивляна с Яромилой наткнулись на невестку, жену старшего брата Доброни. Она была чудинка, и звали ее Йоникайне, но в семье мужа это имя быстро переиначили в Никаню. Сам Домагость первую жену, Кеву, привез из чудинского поселка на реке Сяси, куда ездил за мехами. Тоже, кстати, на товар выменял, только не на ложку, а на десяток топоров. От нее родились четверо детей: Доброня, Братоня, Витошка и дочь Доброчеста. И уже после рождения двух старших сыновей Домагость взял в дом достойную его рода хозяйку – Милораду. Но и Кева без малого двадцать лет была ему верной подругой и помощницей, пока не умерла, не пережив шесть лет назад поздних родов. Прошлой зимой Доброня, взятый отцом в поездку, приглядел хорошенькую чудинскую девушку, и так она ему запала в сердце, что тут же ее и сосватали. «Внуки совсем чудины будут!» – смеялся Домагость. Теперь Никаня со дня на день ждала начала родов и сидела дома, чтобы кто из чужих не сглазил дитя. Два других старших Домагостева сына тоже не первый год уже как вошли в возраст женихов: в иные времена шестнадцатилетних сразу женили. Но теперь, пока дела были не слишком хорошие, воевода не спешил увеличивать число домочадцев и не побуждал сыновей обзаводиться семьей. Велем, любивший всех девушек, никак не мог выбрать среди них одну, а Братоня, хороший человек, в раннем детстве сильно расшибся и стал горбуном, из-за чего не решался свататься к невестам, достойным его рода.
– Цьито слуцьилось? – заметно коверкая слова, спросила чудинка, переводя тревожный взгляд с одной золовки на другую. – Поцьито все крицьать? Где Доброня?
– Огонь на курганах, как бы не русь! – воскликнула Дивляна, прежде чем Яромила успела дернуть ее за руку. – У нас огонь зажигают, когда с моря чужие корабли идут!
– Руотси? – Никаня прижала руку к груди.
– Ну да, они, проклятые.
– Не бойся, их всего-то один корабль, – заговорила Яромила, обняла ее и повела в дом. – Видно, с пути сбились. А у нас мужиков много, народ не робкий – как пришли, так и уйдут.
– А поцьито все крицьать?
– Да пьяные потому что, Родоница же сегодня, медовухой все налились по самые брови.
Никаня, похоже, поверила, по крайней мере, плакать раздумала. Яромила обладала удивительной способностью утешать, убеждать и успокаивать. Казалось, сама ее красота разливала вокруг покой и умиротворение.
Перед домом толпились родичи: в основном мужчины и парни; подходили и соседи. В этот день все ладожане пировали на своих жальниках, но теперь поминальные гуляния были прерваны, мужчины собрались на торгу возле устья Ладожки, поспешно вооружившись. На случай возможного набега у каждого из мужчин Ладоги имелось оружие здешнего же изготовления: топор, копье, иной раз меч, выкованный по образцу варяжских, хотя и не такого хорошего качества. Все были одеты в «поминальные» рубахи с узорами Марены и предков, многие были во хмелю, отчего кричали особенно возбужденно и громко. Уже подоспели почти все старейшины, не было только деда Путени, который, как сообщил его зять Головня, слишком перебрал поминального пива. Но поскольку с дедом это случилось сегодня не в первый раз, Головня, как самый толковый из мужиков рода, привык его заменять. Святобор, Творинег, Честомил были здесь со своими сыновьями; главы родов, родственных Домагостю – варяг Вологор, муж Велерады, и Рановид, старший брат Милорады, – тоже подоспели вовремя. Все говорили и кричали разом, над берегом стоял гул множества голосов, метались факелы. Иногда свет пламени из подходящего к берегу челнока падал на воду, и тогда казалось, будто кто-то выглядывает оттуда, поднимает темную голову со дна, любопытствуя, о чем шум.